Олег Верещагин: Не время для одиночек

В ответ тут же раздались издевательские выкрики:

— Крыса! Крысяк!

— Домой приехал, погань, слышали?!

— Тут наш дом, мудло!

— Кладбище твой дом!

В руке спрашивавшего серебристо сверкнул нож.

— Осторожней, у него пушка сбоку! — крикнул кто-то.

— Зачем мне пушка? — вкрадчиво спросил Колька. — Я повторю: я приехал домой. И если меня прямо у порога облаивает стая шавок — я разгоняю их пинками.

Лицо Кольки было очень спокойным, а глаза — весёлыми. Потом он улыбнулся:

— Итак? Мне туда, — он показал в сторону города. — Вам — куда подальше отсюда. Драться у меня желания нет. Вечер очень приятный. Не хочу осквернять…

— Трус! — крикнул кто-то, и крик подхватили:

— Да трусло!

— Мочи его!

— Все пиянеры трусло!

— Почти оскорбительная ошибка, — поправил хладнокровно Колька. — Я не пионер. Я выше всего этого. Ну так как?

Вооружённый ножом всё никак не мог решиться. Он стоял ближе всех к Кольке и один видел его глаза.

Нехорошие глаза. Ох и нехорошие…

…но сзади орали свои, и нож в руке метнулся вперёд — под рёбра Кольке.

Колька не сдвинулся с места. Вообще. Но нападающий вдруг оказался спиной к нему с вывернутыми руками и, получив страшнейший пинок, побежал вперёд, а потом треснулся головой в бензобак своего мотоцикла.

— Почти пустой, кстати, — заметил Колька. — По звуку. Вы бы заправлялись, что ли… или… ой, не терзайте мою душу таким подозрением, вы что, сюда за халявой ехали?!

Остальные промедлили всего секунду. Но Колька не медлил и той малости. Он действовал, ещё не договорив. И не тратил времени на обезоруживание. Рёбра ладоней, взлетев, как топоры, обрушились на плечи одного, одновременно — нога ударила другого в печень, и тот, молча открыв рот, упал на бок, выплёвывая густую кровь, зеркально-разноцветно поблёскивающую в свете фонарей и рекламы. Блокировав удар цепью сбоку, Колька правым кулаком "под ложечку" фактически вышиб дух из третьего и рывком за цепь послал его под ноги ещё двоим, метнувшимся вперёд. Те, упав, не успели подняться — сапог Ветерка врезался в почку одному, через неуловимый миг — второму под колено.

Двое оставшихся остановились. Командир их, мотая головой и постанывая, сидел возле мотоцикла в прострации. Трое лежали неподвижно. Один подвывал, держась за колено, второй корчился с не действующими руками.

С начала драки прошло три секунды.

— Ну, пиянер, — прошипел один из оставшихся, пятясь к мотоциклам, — встретимся ещё! Пожалеешь!

— Я не пионер, — снова напомнил Колька. — Я же сказал — меня зовут Ветерок. И этим всё сказано, идиот.

Он шагнул вперёд — и парочка бросилась к мотоциклу уже совершенно определённо. Но опоздала.

Вячеслав Муромцев по прозвищу "Славян", имперский дворянин и вожатый-инструктор 1-го пионерского отряда города Верный "Охотники", всегда отличался молниеносностью действий. И, очевидно, пасся где-то неподалёку, что Кольку в целом не удивляло…

…На бензоколонку по три в ряд вкатывались аж полтора десятка мотоциклов — новенькие имперские "орлята", бело-зелёные с отрядными значками на бензобаках; ещё год назад такого богатства отряды Верного себе позволить не могли… Но впереди них влетело на площадку огромное, чёрное, сверкающее хромом, тугой кожей и зеркальцами чудище — близнец "харлея" Кольки. Перёд украшал металлический флажок с гербом Муромцевых: узкий чёрный флаг с белым силуэтом корабля времён Третьей Мировой. Бензобак перечёркивала надпись:

УМРИ ПОД МОИМ КОЛЕСОМ!!!

На "орлятах" сидели мальчишки в коричневых кожанках, кавалерийских сапогах, синих бриджах и синих шлемах, помеченных пионерской эмблемой — ладонью с языками пламени. Задние сжимали в руках гибкие дубинки. На шеях в разрезах курток алели галстуки.

Судя по нашивкам, тут, кроме Славки Муромцева, были председатель совета отряда Колька Райко, почти всё звено Стальных Волков и кое-кто из Погонщиков Тумана. Они окружили прижавшихся спинами друг к другу уцелевших "Детей Урагана", а один из пионеров, остановив мотоцикл, поднял забрало шлема:

— Колька! Ветерок! — закричал он. — А говорили, что с того света невозможно вернуться!!!

Мальчишке было примерно столько же лет, сколько самому Кольке — и на его лице читалась странная смесь удивления, радости, досады и явной неприязни. Он отбросил каблуком подножку и подошёл почти вплотную к улыбающемуся Кольке, отчётливо постукивая подковками сапог.

— Где же ты был, Ветерок? — спросил Райко — это был он. Пионеры между тем плотным кольцом окружили малолетних бандитов.