Макс Мах - Хищник [СИ]

"Неуместная экономия, – отметил Карл, окончательно возвращая себе индивидуальность. – Следовало подвести рукав с кондиционированным воздухом и самодвижущимся полом. Деньги небольшие, но люди бы это оценили!"

Он прошел вместе с остальными "счастливцами" к терминалу Агута и загрузился во флаер.

"Хороша!" – отметил он мимоходом.

Молодая женщина с черными, как вороново крыло, волосами, высокая, стройная и смуглая, как квартероны Карибских островов, села в кресло на два ряда впереди. Увы, у нее имелся спутник – скорее всего, муж, – и трое детей, а Карл, как назло, был в деле.

"Еще одна упущенная возможность…"

Как ни странно, даже при том, что он не испытывал никаких эмоций, воображение у Карла было хоть куда. И сейчас он живо представил, как имеет "квартиронку" в зад, но не испытал даже тени разочарования. Половое влечение уступило – "по логике вещей" – основной цели поездки, и Карл смахнул возникший, было, образ в утиль. У него были сейчас дела и поважнее. А женщины… Что ж, женщин, как всегда, было куда больше, чем ему требовалось. Много больше.

Карл покинул флаер на девятой станции, и сразу – едва вступил на платформу, – понял, что успел буквально в последний момент. "Любовников" явно искали и вот теперь, прямо на глазах Карла, обкладывали, создавая внешний периметр. Несколько разномастных флайеров тут и там, пара-другая мужчин и женщин, занятых какими-то как бы совершенно посторонними делами, но Карл сразу узнал "этот неповторимый почерк". Рисунок "оперативного вмешательства" трудно не узнать, кто бы и где бы ни занимался этим проклятым делом.

Карл, не торопясь и, словно бы, в задумчивости, подошел к торговому автомату, всунул в углубление идентификатора свой анонимный платежный инструмент и набрал код. Бутылка воды и порция "зайтшанской горечи". "Горечь" являлась одним из двадцати девяти разрешенных на Зайтше нейростимуляторов, и здоровый мужик, покупающий ее прямо на перроне станции, явно намылился посетить один из ненавязчиво рекламируемых "внешней подсветкой" борделей. Лупанариев же на курорте оказалось, как и следовало ожидать, "до хрена, и больше". Оживленное место – одним словом, но и мужик, приехавший на отдых без бабы, туда первым делом и двинет. Психология, однако.

Карл проглотил "горечь" – она напоминала по вкусу хину, – запил водой, и занялся делом. Откладывать было некуда, да и не за чем. Поэтому Карл уронил бутылку и, рванув с места на максимальной скорости, вырубил трех агентов неизвестной ведомственной принадлежности даже раньше, чем они поняли, что происходит. Впрочем, и после этого невероятно успешного броска, на ногах оставались еще двое – мужчина и женщина, – и они, наверняка, успевали поднять тревогу. Тем не менее, это было лучше, чем ничего, и совсем неплохо для начала.

"Алилуйя!" – подумал Карл, вполне осознанно копируя декадентский стиль Греты.

"В Бога, в душу, мать!" – а вот это была уже Дари, и ее сибирский опыт. С этим кличем ходила в бой пехота Тартарской Народно-Освободительной Армии. Еще они кричали "ура", но Карлу это слово отчего-то не нравилось. Поэтому все-таки "В Бога, в душу, мать!". И понеслось!

Удар стопой ноги в гортань и вообще-то штука неприятная, но если нанести его мыском – на скорости и с соответствующей силой, – можно не только убить, но и голову напрочь снести. Особенно, если обувь правильная. Но обувь у Карла была так себе, поэтому мужчину он не обезглавил, хотя и убил на месте. Не то с женщиной. Агентесса оказалась той еще оторвой. Парировала три удара подряд, и сама дважды едва не добралась до Карла. Причем не абы как, а стильно, уверенно и крайне опасно. Он ее выпады буквально на теле поймал. На своем. Еще полдюйма и все! Сломала бы грудину или плечо. Такая вот крутая баба. Карл с ней мудохался минуты полторы, что для него было уже "за гранью добра и зла", но все-таки уделал. Вбил средний палец в солнечное сплетение, выдернул, уходя от контратаки, стряхнул кровь, и увидел, как теряет цвет лицо женщины. Еще не мертва, но уже в пути. С разорванной диафрагмой и пробитым легким… Если поспешить, можно и вытянуть, но это при условии, что она действительно успела "протрубить в горн". Тогда и "кавалерия" в пути, и "скорая помощь", и плюшки с повидлом…

Карл, не останавливаясь, бросился через площадь к Тридцать третьей линии, где в павильоне Белая Магнолия на пересечении Тридцать третьей с Двадцать шестой как раз и квартировали "любовники". Оба два. И один из них…

"Могу ли я считать его своим братом?" – Вопрос философский, один из тех, что так любил Карл. Одна беда, времени обдумать его, как следует, не оставалось.