Дмитрий Хоменко - Единственный принцип - 2

Сам Генрих не разделял настроение ни тех, ни других. Даже доклад Шимеца он слушал невнимательно, мысленно витая вокруг своего замка, где его дожидалась та, ради которой все и затевалось. И только вспомнив о боевых товарищах, поплатившихся из–за его прихоти своей жизнью, граф вернулся в реальность. Почтив память погибших и отдав должное выжившим, Генрих сообщил о своих дальнейших планах. Несмотря на всю их предсказуемость, весть о возвращении домой была встречена одобрительным гулом.

Возвращался в свои владения Вильшток окольными путями. Его путь пролегал по еще не разоренным землям, где его наемники могли хоть немного компенсировать утраченное в битве со свевами. Тем не менее, очень скоро новые грабежи потеряли смысл, так как ряды наемников таяли на глазах. Грабить запуганных до смерти крестьян они могли и без помощи Вильштока, а крупные и богатые города все равно приходилось обходить стороной. Тем немногим, кто все же продолжал свой путь с Генрихом, просто некуда было деваться.

Тем не менее, дорога домой не становилась короче. Теперь уже сам Вильшток не спешил возвращаться в свой замок. С каждым днем в нем нарастали непонятное беспокойство и ничем не объяснимые сомнения, постепенно переросшие в предчувствие беды.

По иронии судьбы все планы Вильштока рухнули там, где и начинали воплощаться в жизнь, — возле Дорфена.

И все–таки Генрих проиграл. Он слишком часто полагался на удачное стечение обстоятельств, и всякий раз судьба подыгрывала ему, будто убеждая в том, что он действительно всего лишь берет то, что принадлежит ему по праву. Слово короля… Менее всего Вильшток уповал на него, раз уж оставил самого мудрого и надежного из своих друзей присматривать за единственной женщиной, которая смогла лишить его рассудка. Но произошедшее, несмотря на всю свою предсказуемость, все равно не укладывалось в его голове. Возмущение, злость, праведный гнев, презрение, — ничего этого не было. Только растерянность, полная и беспросветная.

На замок Вильштока напали, — уже одно это до недавних пор было совершенно немыслимым. Тот, кто решился на такой серьезный поступок, должен был знать, чем рискует, но это не остановило его. Значит, неизвестный враг полностью уверен в собственных силах. И если нападение на замок — это открытый вызов Генриху, то похищение Скулды — и вовсе циничная насмешка. На этом фоне невесть откуда взявшаяся у Фердинанда армия наемников выглядела сущим пустяком. Но этот пустяк не позволял Генриху добраться до таинственного врага через молодого короля. Особенно учитывая то обстоятельство, что наемники Фердинанда уже захватили серебряные рудники Ферта, и он теперь мог позволить себе ничуть не меньше, чем Вильшток. А если учесть, что Генрих своими руками избавил молодого хитреца от опаснейшего врага, то общая картина выглядела и вовсе тоскливо. Самым же невыносимым было то, что граф совершенно не представлял, как вести себя в сложившихся обстоятельствах. Он хорошо знал, чего хочет, но впервые в жизни совершенно не представлял, как этого добиться.

Боевые друзья Генриха всячески выражали ему свою поддержку и даже пытались давать советы, но ни один из них не мог вернуть графу уверенность в собственных силах. И только Захарий, все время крутившийся рядом с Вильштоком и осведомленный обо всем произошедшем, не разделял общего уныния. Он уже не сомневался, что наконец–то пробил его час, и с нетерпением дожидался возможности поговорить с Генрихом с глазу на глаз. В предвкушении этого решительного момента Захарий начал даже дрожать от волнения, и Гонзе пришлось пойти против своих принципов и устроить своему подопечному серьезную взбучку прямо посреди лагеря в окружении толпы людей. В самых грубых и потому самых доходчивых выражениях гном объяснил человеку, что только холодный расчет может помочь ему добиться от Генриха желаемого. Если же он и дальше будет разгуливать по лагерю с видом кота, загнавшего в угол жирную мышь, то какой–нибудь озлобленный пес обязательно обратит на него внимание. Кое–кто начал подозрительно посматривать в сторону Захария уже в тот момент, когда он с виноватым видом выслушивал арлема, глупо уставившись в пустоту. Но содержательная лекция Гонзы в целом оказала на него благотворное влияние. Захарий успел хорошо продумать каждое свое слово, прежде чем оказался наедине с Вильштоком. Он сумел предугадать даже некоторые вопросы Генриха.