Дмитрий Хоменко - Единственный принцип - 2

Только в последний момент Генрих сообщил своим офицерам, кого он избрал очередной жертвой. Объясняя им свой выбор, Вильшток ни словом не обмолвился о роли Захария. Причиной же столь опасной кампании он назвал желание отомстить Фердинанду. По большому счету, это действительно было правдой, но далеко не всей.

Фердинанд чувствовал себя обманутым. Его как будто заманили в не совсем понятную игру и даже позволили выигрывать на первых порах, но потом нагло отодвинули в сторону и вспоминали о нем только тогда, когда приходило время отобрать у него очередную ставку. Но хуже всего было то, что выйти из этой игры не представлялось возможным.

Разорение латеранского Поморья, гибель Альфреда, нежданно свалившееся в казну золото тайного ордена и серебро Ферта, — вот то, что молодой король получил, не прилагая особых усилий, сделав всего лишь одну мизерную ставку, да и то не свою. А теперь все та же ставка сыграла против него, и положение Фердинанда уже не выглядело столь обнадеживающе. Немногие сознательно наживали бы себе такого врага как Вильшток, но именно это умудрился сделать молодой король. Сейчас он даже не смог бы объяснить самому себе, на что надеялся, когда заключал сделку с орденом. Груды золота ослепили его и лишили разума. А теперь Генрих по собственной воле разоряет юго–западные латеранские княжества, находившиеся в вассальной зависимости от могущественной Галании. Недовольное ворчание галанийского монарха уже докатилось до Фердинанда, и следующим шагом неминуемо должен стать официальный протест с настойчивым требованием угомонить своего подданного. И что тогда делать? Не скажешь же, что и сам бы с радостью приструнил строптивого вассала, если бы имел хоть малейшее представление, как это осуществить на деле. Король вспомнил недавние многообещающие намеки странного купца Демеля о возможном военном союзе с Галанией и ощутил новую волну раздражения. «Благодаря» Вильштоку в нынешнем положении стоило молиться о том, чтобы Галания не превратилась из нейтрального наблюдателя во вражеское государство. Стоит Генриху по какой–то одному ему известной прихоти тронуть хоть одно селение в канонических землях у галанийской границы и вместо протеста можно сразу же получить ноту об объявлении войны. Фердинанду не хотелось даже думать о подобном развитии событий. Если он и сейчас не представлял себе, как решить возникшие проблемы, то при таком варианте и подавно. Король предпочел сосредоточиться на поисках главного виновника своих неприятностей, что в данной ситуации было легче всего сделать. Благо и главный кандидат на роль стрелочника всегда находился рядом, — несмотря на явные признаки растерянности, старый наставник находил в себе мужество не избегать встреч со своим учеником. Он ничуть не сомневался, что рано или поздно услышит из его уст вполне справедливые претензии, и лихорадочно искал выход из столь неприглядной для себя ситуации. В конце концов, Борг пришел к выводу, что у него нет иного выхода, как открыть королю тайную подоплеку происходящего, и он даже первым решился на откровенный разговор. Мало того, старик посчитал необходимым в подтверждение своих слов еще и кое–что показать Фердинанду. Не вдаваясь раньше времени в подробности, он уговорил короля посетить свой замок, подаренный предыдущим монархом за долгую и верную службу. Это место было хорошо известно Фердинанду по предыдущим визитам. Неухоженное старинное строение в окружении сплошных пустошей Борг так и не удосужился привести в порядок, и король не мог себе представить, чтобы там находилось нечто необычное, да еще и достойное его внимания в столь неподходящий момент. Он даже призадумался, не стал ли Борг глупеть на старости лет, и решил для себя, что если эта неуместная поездка не принесет ему никакой пользы, то придется отправить старика на покой. Но оказалось, что Фердинанд в очередной раз недооценил своего подданного. Но если в случае с Генрихом это действительно было его ошибкой, то в этот раз по–другому просто не могло быть. Откровения Борга произвели бы неизгладимое впечатление на любого непосвященного человека. Сам Борг при этом был искренне уверен, что мало кто вообще способен осознать увиденное и услышанное. Но в своем ученике он не сомневался, раз решился на такой шаг. Наверное, сыграло свою роль и то обстоятельство, что старик совершенно не опасался непредвиденных последствий своего поступка, самоуверенно полагая, что ученику не удастся воспользоваться полученными сведениями в собственных интересах, но об этом он предпочел умолчать.