Где–то впереди мерно капала вода, по туннелю, то и дело, проносился металлический скрежет, но Карпат не желал останавливаться. Плотные ботинки с рельефной подошвой с хрустом шагали по бетонному полу. Бывший отмычка не желал возвращаться, он был готов ко всему. Его сознание уже выстроило в голове бункер способный защитить своего владельца от всего. Но в любом бункере может оказаться то, что сработает против своего хозяина.
— Андрюша?..
Карпат замер, будто врезавшись в стену. Послышался ли ему этот тихий, нежный и знакомый до боли голос? Бывший отмычка вновь зашагал, стараясь вслушиваться лишь в треск бетонной крошки под ногами. Но в полной темноте слух сам начинает ловить каждое сотрясение воздуха.
— Андрюша, не бегай…
Карпат потерял самообладание. Обернувшись, он споткнулся обо что–то и упал на спину, лицом туда, откуда шёл…
Лишь темноту увидел он перед собой, а где–то далеко мерно капала вода. Бывший отмычка вскочил, и бросился по туннелю дальше. Вновь споткнувшись, он рухнул лицом в прохладную лужу. Смахнув воду с лица он, было, поднялся, чтобы продолжить бег, но уловив перед собой чей–то силуэт, в ужасе попятился. Посреди туннеля кто–то стоял, маленький и невыносимо знакомый. Высокий детский смех пронёсся по мёртвому подземелью.
Карпат, в ужасе, вскочил и бросился назад, надеясь добраться до двери со спасительным прожектором за ней.
— Стой, Андрюша, стой, разобьёшься! — гнался за ним нежный женский крик. Карпат спотыкался, разбивая в кровь руки и лицо, но поднимался и продолжал бежать. А отовсюду доносился детский смех, звонкий, и настолько знакомый, что слёзы сами наворачивались на бесполезные в такой тьме глаза. Прямо перед бывшим отмычкой, слепя и обжигая, вспыхнуло, плотной стеной, пламя. Карпат упал на пятую точку и, перевернувшись, пополз в противоположную сторону, но упёрся головой в чьи–то ноги. Взгляд сам пополз вверх.
Всю жизнь Карпат пытался стереть из памяти те далёкие, детские образы знакомых, родных людей, но судьба была беспощадна. Прямо перед, трясущимся от страха и обливающемся слезами, Карпатом, стояла его мать и старший братик… Их лица с нежностью смотрели вниз, на сломленного, почти в голос рыдающего, от давнего горя и нынешней безысходности, человека…
— Простите! — провыл Андрей и рухнул в мольбе, — Простите, я не хотел, я не знал!!!
Бывший отмычка взвыл и зарыдал. Беспощадные картины прошлого вырвались из его сознания и вновь предстали перед ним ломанным, хаотичным спектаклем. Сквозь слёзы Андрей видел как, объятая пламенем, скукоживается и покрывается тонкими трещинами кожа его матери и брата. Вскочив с пола, он попытался вытащить родных из стихии, но руки проходили сквозь обжигающее пламя морока и бестелесные миражи матери и братика. Он понимал, что не может их спасти, понимал, что их давным–давно нет на этом свете, но он продолжал ловить руками языки пламени, продолжал игнорировать его жар, продолжал беспомощно, навзрыд, выть.
Андрей с трудом шагал в темноте, казалось, бесконечного туннеля. До крови обгоревшие руки, не чувствующие ничего кроме боли, беспомощно ползли по стене. Слёзы уже перестали стекать по, обезображенному пламенем, лицу бывшего отмычки. Беспомощные завывания хрипами вырывались из его горла. Перед единственным зрячим глазом проносились отрывки воспоминания далёкой осенней ночи, когда его мать и старший братик погибли в огне пожара. Пожара, который устроил он сам. Андрей уже забыл, что хотел пожелать, ему уже было всё равно, душа опустела и желала лишь одного… Споткнувшись и упав, человек замер, будто смирившись со своим новым положением, но яркий свет, где–то впереди, заставил его подняться…
Туннель закончился стеной. Переливаясь лазурью, бликуя и светясь, она была похожа на поверхность воды. От неё тянуло теплом, и она источала лёгкий, нежный аромат, а каждый новый перелив сопровождался протяжным, непередаваемо прекрасным звоном. Но ничего этого Андрей не замечал. Ему было всё равно… Случайная мысль, возникшая в опустошённой голове Андрея, покатилась куда–то и вскоре из неё выросла просьба, нет, желание. Подняв изуродованные руки и положив их на вибрирующую поверхность стены, бывший отмычка с трудом загадал:
— Я желаю…
Казалось, что Хмурого ничего не беспокоит. Казалось, что он и в одиночку готов прорываться через сотни фанатиков к неясной и, определённо, не оправдывающей себя, цели. Казалось, что даже вся армия Ада не способна его остановить. Сейчас, мерно вышагивая по опушке облезлого леса, он был подобен ледоколу пробивающему путь в лучшее будущее. Но так ли это на самом деле. Боится ли он грядущего? Все ли шаги он просчитал?
Читать дальше