Алексей Доронин - Поколение пепла

Данилов однозначно интерпретировал чемпионский титул как синоним слова «мафиози», стоило ему увидеть Боксера, которого еще называли Таец. Он действительно походил на жителя Таиланда желтизной лица и ежиком черных волос, но телосложением скорее напоминал маленький квадратный сейф. Возраст его было невозможно угадать.

Мищенко только посмеялся над Сашиными обобщениями: «Да какой он мафиози. Мафиози все в Кремле были. А этот просто нормальный пацан, живущий по нормальным понятиям. И мозги у него не отбиты, иначе он не стал бы тут центровым».

Данилов помнил эти места, когда еще уезжал отсюда учиться в Новосибирск. Там он попал словно в другой мир, а тут время остановилось в «лихих девяностых». Если где-то в мире существовала брутальность в химически чистом виде, то не в негритянских гетто или кавказских селениях, а в этом суровом краю, который слабости не прощал. Брутальность настоящая – без рисовки и дешевых понтов. Молодежь из угольных городов Кузбасса, где любой рискует оказаться с пробитой головой, неважно, ходит он в шахту или нет, росла в условиях бескомпромиссной борьбы. Стоит ли удивляться, что отсюда родом были самые свирепые тайские боксеры, которые даже самих тайцев побивали, а уж мягкотелых европейцев и американцев – и вовсе рвали как грелки? Не говоря уже о боксерах обычных, тяжелоатлетах и других видах спорта. Вплоть до шахмат. И еще несколько бригад, прогремевших в девяностые-двухтысячные на всю страну. Не без этого.

Мясник выбрал правильную линию поведения, потому что был во многом похож на своего визави. Расставались они уже корешами. Переговоры прошли успешно, и вскоре две общины обменивались ценным сырьем, оборудованием… и даже дочерьми – еще один способ избежать генетического вырождения. А заодно выручали друг друга в голодные зимы, когда какой-то из них не везло.

Так они и протянули эти годы.

На юго-востоке обычно можно было, если приглядеться, увидеть дымки. И это был не пожар, а человеческие жилища. Хотя и пожары у них случались. Это немудрено, когда отопительный сезон – десять месяцев в году.

Но сегодня никто не топил бань и не жег костров. Все уже собрали вещи, готовые к долгой дороге. Уходить надо было сейчас, чтоб на новом месте успеть посадить и вырастить урожай.

Да, этот инфернальный край успел стать для них домом. Для целых трех поколений. Тем больнее отсюда уезжать. Но это было неизбежно.

Когда-то здесь добывали уголь, но сейчас все взрослое население занималось натуральным хозяйством, а топливо для обогрева жилищ подкапывали чуть ли не кирками из старых карьеров, не отрываясь от полевых работ.

Сам Данилов совмещал обязанности архивиста, библиотекаря и директора школы, которая была учреждена в новом Прокопьевске высочайшим указом двадцать пять лет назад. А еще он был одним из самых старых жителей…

Александр вытер платком слезящиеся на ветру глаза и отвел взгляд от земли, лежавшей внизу на головокружительной высоте за поломанным ограждением. Действительно, нечего там интересного нет. Гораздо лучше смотреть вверх, в синеву, за тонким слоем которой ему мерещилась холодная чернота.

Солнце на время закрыли собиравшиеся на горизонте тучи.

Раньше такой темноты, какая бывала сейчас по ночам, не было даже в деревнях. Даже в самых медвежьих углах у всех были электрические лампочки. Разве что на лоне природы, вдали от светящихся окон и уличных фонарей, мельтешения фар.

«Темна вода в облацех», – вспомнил он фразу из Библии, всегда находившую отклик в его душе. Таким же темным и неясным казалось ему будущее. Не свое – оно как раз было определенным и предсказуемым. И не будущее своего маленького народа – оно тоже достаточно четко просматривалось впереди. Нет. Как ископаемый русский интеллигент, он не мог вытравить из себя привычку мыслить глобально: категориями человечества, истории, вселенной.

Хотя ему лучше других было известно, что никакого человечества больше не существовало. Как и в палеолите, раскиданные по Земле племена, разделенные тысячами километров, развивались полностью обособленно и воспринимали как людей только своих сородичей.

И как тогда, не было для них никакой вселенной за пределами Земли, потому что сама планета стала огромной и неисследованной. Еще немного, и путешествие аргонавтов будет казаться не менее фантастическим, чем полеты к другим звездным системам.

Пока их жизнь была чиста, и все они были словно дети.

Но Александр знал, что когда-нибудь это должно измениться. Придет год, и человечество вспомнит, и снова откусит от плода с дерева познания. И блаженство амнезии будет утрачено. Год за годом, век за веком жизнь будет меняться – сначала медленно, незаметно для отдельных людей… Но затем последует резкий скачок и – точка невозвращения будет преодолена. Из крохотных поселков, удачно расположенных на берегах больших судоходных рек, вырастут огромные шумные города, где человеку так легко будет потеряться и потерять себя.