Майне, которая наотрез отказалась идти в дом и теперь издали наблюдала за сборами, лишь нервно дернула плечом: полежать бы ей в том ларе еще денек, а то и не один, купца поджидая. А потом в другом ларе, пока до Лиги или Кхарна не довезут: там, говорят, чистокровные в большой цене. Сидела бы в шатре дедовом да радовалась, что паршивой участи избежала. Так нет, она отряхнулась, перья распушила, Орина за руку держит — защитника выискала — и на деда поглядывает. Небось, уверена, что все будет так, как тот скажет.
А вот хрена.
— Но… Порой следует оставить все, как есть, — продолжал Хэбу. — Для всех будет лучше, если ваша подруга останется там, где пребывает в настоящий момент.
Ага, в фургоне со шлюхами. Под опекой какого-нибудь ублюдка вроде клейменного Сполина.
— Шли бы вы отдыхать, — буркнул Бельт, рывком затягивая подпругу.
— Хорошо. Я допускаю, что ваша воинская честь не позволяет бросить…хм… женщину в беде, но… одно обстоятельство. Оно кажется незначительным, но все же… Она — наирэ. Майне — наирэ. Я — наирэ. А вы и ваш друг — нет.
— Спасибо, знаю.
— Тогда почему игнорируете это? Наирэ… — он взмахнул рукой, рисуя в воздухе круг. — Не забывать обид. Не прощать врагов. Уметь ждать. Уметь брать от тех, кто рядом. Уметь ответить. И я не хочу в перспективе получить удар в спину.
Хэбу выдохнул, и, опершись на ограду стойла, тихо сказал:
— Вы же всегда будете ак-найрум, всегда будете сидеть среди камней и только лишь наблюдать за табуном. Что бы ни делали, как высоко не поднялись бы, сколько бы раз не спасали ее, но… найрум — иная кровь. Пока нужны, она будет использовать, держаться рядом, но как только подвернется кто-то иной, более соответствующий происхождению, роду…
Пусть книгочеи над такими штуками головы ломают, а Бельт просто сделает то, что должен. В конце концов, там, на Гушвинском тракте, Ласка его голову тоже спасла. А долги надо отдавать.
Он, оттеснив плечом старика, вывел Румянца во двор, перекинул поводья и с легкостью, даже радостью оттого, что скоро избавиться и от нытья, и от уговоров, и от яда в Хэбовых речах, вскочил в седло. Но Ум-Пан не привык сдаваться. Подхватив полы шубы, хромая на обе ноги, он выбежал во двор и, ни мало не заботясь о том, чтобы не быть услышанным, торопливо заговорил:
— Послушайте совета старого человека, найдите себе другую женщину. Сейчас, после войны много вдовых, а среди них и те, кто раньше просто не глянул бы в вашу сторону, но теперь…Действительно много, только поищите. Лишь бы не наирэ. А эту — забудьте!
— Бельт! Вправду охолонь, не стоит она, я-то знаю. — Орин попытался было ухватиться за поводья, но Румянец, прижав уши к голове, оскалился и припал на задние ноги, готовый в момент свечой взвиться. — Шлюх много, голова одна.
Хэбу же, оказавшись сбоку, вцепился в стремя.
— Скоро состоится встреча, — теперь он шептал, громко и сипло, — с людьми, от которых зависит и моя, и ваша дальнейшая судьба. Возможно, в будущем вы сможете достичь многого, если будете достаточно благоразумны, чтобы прислушиваться к советам. Либо, если будете вести себя необдуманно, не получите ничего. Выбирайте! Здесь и сейчас. Только не ошибитесь. А платить надо за все и нынешняя цена — не самая высокая, уж поверьте. Проиграете намного больше.
Плеть опустилась на конский бок, и Румянец, обиженно взвизгнув, с места взял в галоп, опрокидывая старика на мерзлую землю. Вроде под копыта не замял, и слава Всевидящему: не хватало еще крови ханмэ, крови наир. Чтобы убедиться в ее отсутствии, Бельт придержал-таки коня в воротах.
Ничего, поднялся вроде. Вон и Орин около него, и Майне.
Теперь стало понятно — вернуться не выйдет. Не забывают наир зла, а Хэбу больше наир, чем кто бы то ни было, не простит он ни внучкиной обиды, ни собственного унижения.
— Ну и хрен на него, — пробормотал Бельт, ослабляя поводья. — Не пропадем.
Пожалуй, в этот момент он снова ощутил себя свободным и почти счастливым.
Белянка отчаянно мерзла, проклиная тот день, когда ей вздумалось польститься на сладкие посулы Фьотыка и сбежать от Сполиночка. Нет, конечно, и Рудый не подарок Всевидящего, но он хотя бы по морде не колошматил. А Фьотык, сволочь такая, то глаз подобьет, то нос, то губы в кровяку расквасит, а потом сам же бесится, что к Белянке не идут.
А кому она нужна такая?
Оставит она Фьотыка, к Рудому вернется, повинится, поплачется — тот на слезу жалостливый — и займет свое местечко в фургоне. Ведь хорошее было место, сундуком отгороженное, занавесочкой задернутое, даже с подушкою и одеялом кроличьим. Под одеялом-то тепло, с одной стороны Нашка рыжая ляжет, с другой — Лодька горячею грудью прижмется… А у Фьотыка все девки стервучие. И место у Белянки самое что ни на есть дурное — у выхода. Сегодня так и вовсе на козлы спровадили, кинувши дерюгу драную.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу