Виктор Лебедев - Метро 2035 - Черноморье

А затем махнула призывно, приглашая в свою хибарку.

Ган не стал раздумывать, шагнул в темное, пыльное жилище со сваленными в углу плошками, посудой, одеждой – все вперемешку. В двух метрах от него расположилась лежанка, были даже одеяло и подушка.

Девушка ловко стянула футболку и легла на одеяло. Призывно раздвинула ноги, но штаны снимать пока не стала. Во мраке комнаты она казалась красавицей. Ган неотрывно смотрел на голую грудь, внизу живота зашевелилось.

Кольнуло в висках, и в мыслях он очутился в другом месте, память выкинула из тумана очередной кусочек пазла.

Полупрозрачная занавеска из органзы – яркая, алая, в затяжках. Где-то вверху вспыхивает сорокаваттная лампочка, мигает заговорщически, словно она – мой партнер по делу, поддерживает меня и придает сил. Но по факту – только раздражает. Скамья, изодранная, будто саблезубик поточил о нее свои когти. На стене – выцветшая репродукция Рембрандта «Даная», выдранная из какого-то журнала или из книги по искусству. Но еще можно различить, как обнаженная женщина все так же тянет руку к свету, вглядывается в него, а по ее лицу разливается безмятежность. За тяжелым пологом в углу комнаты, на двуспальной, сколоченной из чего попало кровати угадываются очертания женского тела на накиданных в беспорядке одеялах. Тихо скрипит заводной проигрыватель – роскошь современного мира. Но Роксана всегда особое внимание уделяла обстановке, умудрившись из говна и палок со вкусом обставить небольшую комнату в трактире на втором этаже. Роксана… Златовласая дева, по которой сходит с ума добрая половина холостых и женатых мужчин округи. Не только дама, обладающая пышными формами, но и крайне интересный собеседник, с которой можно поболтать не об одной лишь погоде. Шлюха, элитная шлюха, которая не каждому по карману, еще и выбирающая сама, с кем трахаться, а кого гнать с порога ссаными тряпками. Сколько же воспоминаний, теплых и приятных, связано с тобой, Роксана!.. Умеешь же ты дарить радость и удовольствие счастливчикам с «монетами» за пазухой.

– Ган?

Я откидываю полог и любуюсь ее телом, будто сотканным из всего лучшего, что осталось в этом мире.

– Я всегда узнаю тебя по походке, – улыбается она томно.

Роксана садится в кровати, опираясь на руку, ее груди покачиваются, упругие, налитые, с нежно-розовыми ореолами сосков. Она сводит ноги и проводит ладонью по животу, медленно опускаясь ниже.

– Как же хорошо, что это ты, верный солдатик Кардинала. – Она смеется, ярко и заливисто, а вместе с ней смеется и поет ее гладкое, смугловатое тело, созданное для любви.

– Я не солдат Кардинала. – Мне не нравится сравнение, хотя оно недалеко от истины.

– Ладно, агент, – Роксана кивает, – тайный агент и убийца. Знаю-знаю. Я все знаю.

– Вот это и плохо, – вздыхаю я, – есть секреты, которые должны оставаться секретами.

Она перестает улыбаться, глядит с подозрением.

Я продолжаю:

– Два дня назад у тебя был один тип приятной наружности, с аккуратной бородкой, не из наших. И явно не бедный. Возможно, вы много выпили, возможно, употребляли дурь… ты ведь очень много знаешь, золотко, у тебя бывают авторитетные люди, которые болтают лишнее, среди них и люди Кардинала, не самые последние в его окружении… Роксана, Роксана, не стоило этому залетному щеголю ничего рассказывать. Вон как оно все получилось…

Я вздыхаю и смотрю, как меняется выражение ее лица, как рука сжимает простыню, стискивает так, что даже в полумраке видно, как белеют костяшки пальцев.

– Прости, златовласка, – как можно нежнее говорю я, пряча за словами неожиданное щемящее чувство в груди, – обстоятельства такие, понимаешь? Ты должна была держать язык за зубами. Это просто политика, грязная, перемалывающая людей, плюющая на все сука-политика…

Она не сразу понимает, а мне не хочется торопиться, внутренне я просто надеюсь, что она будет способна – нет, не на оправдание, а хотя бы на осознание того, что у меня просто нет выбора. Что если не я, то может быть еще хуже. Гондонов у Кардинала предостаточно – таких, что любая жертва предпочтет быструю смерть тому, что они ей предложат взамен.

– Прости, златовласка, – снова повторяю я, как мантру, два слова, будто так станет легче, будто раскаяние всего гребаного мира обрушится на наши плечи.

– Ган? Я убегу, дай лишь шанс, немного времени.

Я качаю головой:

– Ты не выберешься из города и пожалеешь, что осталась жива.

– Я сделаю это быстро, – после паузы длиной в вечность внезапно пересохшим голосом хриплю я. – Пожалуйста, повернись лицом к стене.