Елена Первушина - Летун

Все эти сценки для Аверила были привычны, они будили воспоминания, незаметно возвращали его из путешествия на родину. Но каким представлялись они Янтэ? Понимала ли она, что происходит перед ее глазами? Смешило это ее? Пугало? Удивляло? Или вежливая равнодушная маска, застывшая на ее лице, была вовсе не маской, а настоящим лицом?

Из почтамта молодожены отправились в банк, где Аверил снял со счета деньги на предстоящие расходы, а потом – в гостиницу, где познакомил Янтэ с чудесами централизованного водопровода и высокой аврелианской кухни. Следующий день они посвятили прогулкам по магазинам. Признаться, здесь молодой инженер чувствовал себя не очень уверенно. И приказчики в магазинах, обладавшие все как один навыками опытных сутенеров, сразу это просекали и высылали к молодоженам самых хорошеньких продавщиц, которые голосами сирен принимались убеждать Аверила, что его семейная жизнь ни за что не сладится без шлафора с травами по зеленому атласу на беличьем меху, без красных сафьяновых домашних туфель, без покрывала штофного абрикосового с цветами, без вышитого балдахина, подбитого объярью полосатой желтой, белой и синей, или без последнего писка моды – серебряного номеронабирателя для телефона, способного защитить нежные женские пальчики от тугого телефонного диска. Тут неожиданно для всех в игру вступила Янтэ. Она молча недрогнувшей рукой откладывала в сторону те куски материи, в качестве которых сомневалась, выбирала те, которые считала достойными облекать ее стан, и на все уговоры магазинных фей только качала головой и разводила руками в знак того, что они могут не тратить на нее цветы своего красноречия. Приказчику пришлось смириться, зато он наверняка задрал цены – здесь его некому было остановить и проверить, так как Янтэ была неграмотна, а Аверил невежествен.

Так или иначе, они накупили ворох разноцветной объяри, байки, тафты и камчи, штофов, атласов, брокателей и фальбаллы, да сверх того кружев, лент, тесьмы и стекляруса и увенчали весь этот хаос стопкой модных журналов (так Аверил одним махом решил проблему подарков матери и ее подругам).

Пожалуй, первый раз в жизни молодой инженер по-настоящему наслаждался своим богатством. В его доме говорить о деньгах считалось неприличным именно потому, что их было всегда вдосталь. С тех пор как двести лет назад прапрапра- и так далее дедушка Аверила изобрел первый барометр, его семья ни в чем не нуждалась. А поскольку денег всегда было много, Аверил их никогда не видел. Все его желания исполнялись – или не исполнялись, но не потому, что были «слишком дорогими» или «достаточно дешевыми», а по другим весьма таинственным причинам, ведомым только его родителям. В школу и дальше в Мастерскую деньги пришли за Аверилом. Он получал все необходимое, по привычке не думая, кто и как оплачивает его потребности. Впрочем, одновременно с равнодушием к деньгам ему внушалась скромность, поэтому, глядя на однокашников, щеголявших кто с дорогими часами, кто с дорогим перстнем, Аверил испытывал недоуменное презрение – именно такой реакции и добивались от него родители. Его собственные часы были простыми и без всяких украшений, но никогда не отставали и не убегали вперед, а перстни он не носил, потому что они могли помешать при черчении или изготовлении моделей.

И вот наконец он тратил деньги, причем на то, чтобы порадовать другого человека, и с каждой новой покупкой Аверил чувствовал, что это ему все больше нравится. Однажды, путешествуя от одного магазина к другому, им довелось пройти по базарной площади, мимо квартала, занятого беднейшими доходными домами. На первых этажах домов помещались дешевые трактиры, рюмочные, перекусочные, распивочные. Все окна были отворены настежь – трактиры, судя по двигавшимся фигурам в окнах, были набиты битком. Из окон разливались песенники, звенели кларнеты и скрипки, и гремел турецкий барабан. Слышны были женские взвизги. Внезапно дверь одного из трактиров растворилась, и на улицу прямо перед Аверилом и Янтэ выкатился рыжий мужчина – по-видимому, отставной солдат. Он тащил за косу полупьяную женщину и бил ее кулаком по голове. Посетители трактира, вышедшие следом, поощряли его хохотом. Полицейский на углу пребывал в олимпийском спокойствии. «Подерутся и перестанут – не впервой!» – говорил он всем своим видом.

– Караул! Нашу девушку бьют! – прокричала другая оборванная женщина и юркнула в одну из дверок подвального этажа.

Через минуту оттуда выбежали шесть или семь таких же женщин и общими усилиями отбили товарку. Несчастная с воем металась между своими спасительницами, плакала и изрекала самые циничные ругательства.