Иван Булавин - Перекрёсток

Илья вздохнул и, сделав ещё пару снимков, отправился за товарищем. Тот был в приподнятом настроении и рассказывал о своих успехах.

– Животный мир тут, мягко говоря, бедный. Что странно, климат хороший, тёплый, в меру влажный. Растительности море, а есть её некому. Насекомых и то нет. Видел следы мышей, крупных мышей, если удастся поймать, обязательно препарирую. И ещё кое-что, – он задумался, – непонятное.

– Снежный человек? – Илья пытался шутить.

– В каком-то смысле, – невнятно пояснил Паша, – след, словно обезьяний, только пальцев мало и когти. Не могу понять, никогда такого не видел.

– Много следов?

– Да в том-то и дело, что только один, сильно смазанный, допускаю, что деформировался.

– Найдём ещё, будет пища для размышлений. У меня самого пока только догадки и вопросы без ответов.

Путь домой не занял много времени, начинало смеркаться, в этом мире они находились куда ближе к экватору, чем в своём, а потому и темнело гораздо раньше. Поднявшись на свой этаж, они встретили там остальных, которые уже развели большой костёр и, собравшись вокруг, делились впечатлениями. Первым слово взял Ефим Вайсфельд:

– Итак, что я вам могу сказать, коллеги. Цивилизация, открытая нами, потрясает. Причём, как своими достижениями, так и странностями. Начнём с самого простого, дома. Архитектура, в целом, не особо впечатляет, разве что устройство водопровода и вентиляции весьма оригинальное. Однако, есть и странности. Материалы. Я добросовестно точил напильником кирпичи. Мне удалось их только слегка поцарапать. Это не обычный силикатный кирпич, вроде того, что используем мы. Это расплавленная и застывшая горная порода, аналогичная базальту, только ещё более прочная. Мне даже кусочек для анализа отколоть не удалось.

– У нас такого не умеют? – как бы невзначай поинтересовался Сливкин.

– Умеют, только расход энергии будет дикий, а тут из такого дома строят. Кроме стен, есть ещё двери, полимер, из которого они сделаны, очень лёгкий, подозреваю, имеет пористую структуру, но тоже обладает феноменальной прочностью. Тут я теряюсь в догадках, только анализ может помочь, и то не факт. При этом, как ни странно, минимум технических приспособлений, словно они специально избегали техники в быту. Более того, основная их масса…

– Изуродована какими-то варварами, которые охотились за микросхемами, а то и просто за металлом, – перебил его Илья.

– Вот именно, – кивнул головой Вайсфельд, – не вяжется такое поведение с такими техническими достижениями.

– Да и не могли люди, пережившие катаклизм, вот так деградировать за какие-то двадцать лет, – снова вставил Илья, – либо катаклизм был значительно раньше и мы ошиблись в расчётах, на самом деле сменились несколько поколений, либо изначально в этом мире жили два народа, цивилизованный и не очень. У нас ведь тоже есть европейцы и африканские пигмеи.

– Вот только у первых больше шансов пережить эпидемию, а то, что это была эпидемия, сомнений нет, все косвенные признаки указывают на это, – вступил в разговор Стасюк, – разработка вакцины пигмеям недоступна. Если они выжили, то должны здорово отличаться от «белых» людей генетически. Чуть ли не разные виды. Элои и морлоки.

– А теперь подходим к самому интересному, – сказала Сомова и поставила на стол череп местного аборигена, – а были ли они людьми вообще?

– Собираюсь это проверить, в костях есть остатки ДНК, неплохо сохранились. Имеющаяся аппаратура мало что позволяет, но анализ провести попробую.

– А некоторые выводы можно сделать, не дожидаясь анализа, – снова начала Сомова.

– Лидия Михайловна, не темните уже, – поторопил её Головин, – интриги и так достаточно.

– Так вот, если вы заметили, то все найденные нами останки, а нашли мы их немало, – люди очень высокого роста. И вот этот человек, – она погладила череп, – при жизни бывший очаровательной молодой девушкой, оказался ростом более двух метров. Это первое. Второе: объем черепа увеличен. По моим прикидкам, примерно две тысячи семьсот кубиков. Для человека это выше самой верхней границы нормы. Далее: у девушки этой тридцать шесть зубов, восемь шейных позвонков, изменённое строение кисти, тринадцать пар рёбер. Я проверила, у остальных то же самое. Или мы имеем дело с расой, подвергшейся однотипным мутациям, возможно направленным, или это просто другой вид человека.

– Постойте, – сверкнул начитанностью Илья, – как же так? Зубы я могу понять, рёбра тоже, но количество позвонков – это ведь отличительный признак всех млекопитающих.