Клэр Норт - Пятнадцать жизней Гарри Огаста

Подумав немного, я негромко произнес вслух небольшой монолог:

– Я знаю, что формально ты мне не отец. Но ты был им – в отличие от моего биологического отца. Ты принял меня в свою семью, хотя тебе это было совершенно ни к чему, и ни разу не попрекнул меня тем, что я – не твой родной сын. Ты мог бы вышвырнуть меня вон из своего дома, мог сделать мою жизнь невыносимой – но не сделал этого. И именно поэтому, а не только потому, что ты не отказывал мне в куске хлеба и в тепле очага, я считаю тебя отцом.

Вероятно, будь Патрик жив, я сказал бы ему что-то в этом роде – если бы только у меня хватило решимости заговорить.

Что ж, подумал я, сделаю это в другой жизни.

В 1983 году первая Международная космическая станция, объятая пламенем, рухнула на землю. Разумеется, весь ее экипаж погиб. Это трагическое происшествие стало тяжелым ударом по репутации многих представителей науки. В том же году десятки тысяч человек погибли на Мальдивах и в Бангладеш в результате цунами и небывало сильных летних наводнений. Температура океанской воды вблизи Северного и Южного полюсов планеты заметно повысилась. Теперь уже даже самым рьяным поборникам технического прогресса стало ясно, что бурное развитие новых технологий приносит человечеству больше вреда, чем пользы. Мне же было очевидно, что предсказание Кристы, сделанное ею сотни лет назад в больничной палате берлинской клиники, сбывается.

Мир приближался к концу. Это был естественный процесс, но он явно ускорялся, и причиной были действия Винсента. Я выдержал последнее испытание, убедив его, что моя прежняя память, аккумулировавшая события первых моих тринадцати жизней, больше не существует. Однако он не посвящал меня в свою деятельность, убивавшую все вокруг. Возможно, с иронией думал я, из-за уверенности, что моей прежней памяти больше не существует, он пришел к выводу, что я больше не могу быть ему полезным в его исследованиях.

Тем не менее он приблизил меня к себе, резко подняв уровень моего благосостояния. Со временем я оставил работу в журнале и превратился в мальчика на побегушках, собирая для Винсента материалы по самой разнообразной тематике, выступая в роли его советника в бытовых вопросах, а нередко и личного секретаря. Сам он называл меня «мой госсекретарь».

Я летал по стране, встречаясь с людьми, в которых он собирался вложить деньги, чтобы привлечь на свою сторону, беседовал с сенаторами, умасливал ученых, чья работа вызывала у него интерес, а подчас даже избавлял его от необходимости платить штрафы за неправильную парковку в центре города. Винсент, как мне казалось, ценил мою работу и с уважением относился к моему мнению, отказываясь от проектов, которые казались мне бесперспективными, и активно разрабатывая те, которые я считал интересными. Иногда мне поручали даже кое-какую исследовательскую работу. К 1983 году, когда на рынке стали появляться технологии, подобных которым я не видел даже в 2003-м, я по поручению Винсента самым активным образом занялся изучением всего нового, стараясь вычленить наиболее многообещающие разработки. Дженни была центром притяжения на всех организуемых Винсентом общественных мероприятиях и вечеринках. Я тщательно скрывал свои чувства, но она, должно быть, все же стала о чем-то догадываться. Как-то раз, когда Винсент отлучился на кухню за очередной бутылкой вина, она наклонилась ко мне через обеденный стол и сказала:

– Гарри, я хочу кое-что понять. Скажите, я вам нравлюсь?

От ее слов у меня по спине побежали мурашки.

– П-почему вы меня об этом спрашиваете? – пробормотал я.

– Пожалуйста, ответьте мне. И побыстрее.

– Да, – признался я. – Вы мне нравитесь. Я… вы всегда мне нравились, Дженни.

– Что ж, тогда ладно, – тихо сказала она.

На этом разговор закончился.

В 1985 году я стал ощущать боль и тяжесть в ногах. В течение нескольких недель я старался не обращать на это внимания, но затем все же решил обратиться в клинику. В результате мне поставили ставший уже привычным диагноз – множественная миелома. Женщина-врач, проводившая осмотр и оценивавшая результаты анализов, вызывала у меня уважение: настолько осторожно и деликатно обрисовала она мне мое положение. Вынесенный ею вердикт заключался в том, что я должен быть готов к долгой и тяжелой борьбе с болезнью. На деле же это означало то, что я знал и без нее: я скоро умру. Меня так тронула ее чуткость, что, прощаясь, я пожал ей руку и отпустил комплимент по поводу ее внешности. Это так ее смутило, что она даже слегка покраснела.