Иван Оченков - Стрелок. Путь в террор

– Когда не наливают? – осведомился Будищев. – Ладно, пожалуй, на сегодня хватит. Ты извини, что я твоего папашу накачал. Просто день был трудный, а тут еще эта, как ее, Еремеевна с Настей…

– Да ничего, – простодушно отвечала Стеша. – Известное дело – мужикам выпить надо. Вы же не каждый день?

– Вот именно! – усмехнулся Дмитрий и принялся стягивать сапоги.

– Спокойной ночи!

– Взаимно, – отозвался тот, укладываясь на жесткую скамью. Затем, убедившись, что остался один, повернулся на бок и, прежде чем заснуть, пробормотал: – Ладно, старый хрен. Я тебе этот тубдиспансер еще припомню!

Едва первый гудок разорвал ночную тишину, Степаныч ошалело вскочил и с недоумением вытаращился в окружающий его полусумрак. Единственным источником света в комнате была тусклая лампада перед иконами, но ее хватало лишь, чтобы были видны строгие лики святых. Смертельно хотелось воды, и Филиппов слез с печи и, старчески шаркая, поковылял к ведру, стоящему неподалеку. Зачерпнув ковшом содержимое, он хотел было утолить жажду, но вдруг острая, как нож, мысль резанула его по сердцу. Затаив дыхание, машинист прокрался к углу и осторожно отодвинул занавеску. Свернувшаяся клубочком Стеша сладко спала на своей постели, по-детски причмокивая во сне. На душе немного отлегло, и подозрительный старик, вздохнув, приложился к ковшу. Живительная влага щедро оросила горящие огнем внутренности, понемногу вернув способность соображать.

Лавка, на которой постелили гостю, была пуста, и лишь лежащее на ней покрывало указывало на то, что здесь кто-то ночевал. Тут отворилась дверь, и на пороге появился Будищев.

– Доброе утро, – поприветствовал он хозяина.

– Тихо ты, аспид! Дочку разбудишь.

– Если ее гудок не поднял, то мне и подавно не удастся, – возразил Дмитрий с легкой усмешкой, но все же сбавил тон.

– Мала она еще, – сварливо отозвался старик. – Успеет еще навставаться в рань.

– Так я разве против? – развел руками гость.

– Ишь ты, не против он!

– Вот что, старинушка, – посерьезнел Будищев. – То, что ты мне угол сдать не хочешь – понятно. Девка молодая, красивая, пойдут слухи, чего доброго, а я тебе в зятья не набиваюсь. Но идти мне покуда некуда, так что пусть тут хоть вещички мои полежат. Хотя бы пока я квартиру не найду.

– Чтоб угол найти – деньги надобны! – наставительно отозвался Степаныч. – Ты еще и дня не отработал на фабрике-то.

– Про деньги – не твоя печаль. Главное, чтобы квартира была чистая и без больных. И хозяева в мои дела не лезли.

– Я гляжу, средства́ у тебя есть? – вопросительно изогнул бровь Филиппов.

– Мал-мал имеется, – не стал отпираться Дмитрий.

– Пять рублев в месяц!

– Старый, ты охренел, или свою халупу с «Гранд-отелем» перепутал?

– Не нравится, пойди в ночлежку. За полтину целый месяц ночевать сможешь, правда, с соседом. А ежели целковый [4] Целковый – просторечное название серебряной монеты в один рубль. не пожалеешь, так нары только твои будут.

– Фигасе у вас в Питере цены!

– Столица. Понимать надо!

– Три рубля.

– Под мостом только если.

– Тогда чтобы с харчем.

– Само собой. Дочка все одно готовит, однако же приварок в заводской лавке покупать будешь.

– Какой еще заводской лавке?

– Эх ты, деревенщина! Знамо дело в какой. Жалованье-то в конце месяца платят, а чтобы мастеровые, значит, с голоду ноги не протянули, для них хозяева при заводе лавочку держат. Там в счет будущего скупаться можно.

– Втридорога?

– Бывает и такое, однако наш Петр Викторович, дай ему Бог здоровья, барин добрый и людей почем зря не обижает. У него и наценка божеская, и тухлятину его приказчики не продают, как иные.

– А вот этот момент я упустил, – пробормотал парень, затем задумался и коротко мотнул головой. – Идет!

– Половину вперед!

После этого они обменялись рукопожатиями, и мятая трехрублевка сменила хозяина.

– Значится, так, – объявил повеселевший машинист. – Ты – мой племяш из деревни. Так всем и скажем. Понял?

– Понял, что тут непонятного.

– Тогда давай вчерашние щи доедим, да на работу пора.

– Ничего не имею против, ступай по холодку.

– Это как?

– А так. У меня день на обустройство, а на работу завтра.

– Эва как… прямо как благородному. И куда ж тебе цельный день?

– Ну, как куда, осмотреться надо, одеться по-человечески, а то надоело, что на меня люди косятся, как на босяка. Есть у вас тут лавки или магазины? Только чтобы не слишком дорого, а то ты меня сейчас отправишь, по простоте моей.