Матвей Курилкин - Сын лекаря

– Что, Эрик, – хмыкнул Декель, самый старший из десятников, – Небось, уже с копьецом себя представлял, да? – Я сразу попросил их не называть меня «господин сотник», и к этому отнеслись с одобрением.

– Нет, Декель, я-то представлял себя сразу с бастардом и на боевом коне, и непременно чтобы во главе легкой конницы, – попытался пошутить я. – Но в общем, да, я почему-то думал, что меч – это для настоящих рыцарей, а пехота должна сражаться копьями.

– А так и есть, не сомневайся. Для пехотинца копье – первое дело. Встанешь в строй, бывало, щитом укроешься, упрешь копье в землю, да и плевать, кто там на тебя лезет, конник тяжелый, али другой такой же придурок, как ты. Знай себе упирайся, да копье не роняй. Да только противник у нас последнее время какой-то неправильный, – невесело усмехнулся ветеран. – Эльфы, они, знаешь, строем не ходят. Сначала обстреливают тебя из гнутых деревяшек своих, так, что не дай светлые боги какую щель в ряду щитов – как пить дать в эту щель смерть заскочит. И тут пехота ничего, кроме как закрыться, сделать не может. Ну а уж если дошло дело до ближнего боя, большим щитом от них не закроешься, да и копьем не отмашешься. Они тебе будут под ноги колючки бросать, плетями своими острыми махать станут, так что толку тебе от этого щита ну ровным счетом никакого. Тут только и надежда, что кругляшком как-то отмашешься, да сумеешь анеласом его пырнуть. Да только тебе, парень, рано на то надеяться пока. Эльфа так просто не достанешь, их хоть и не шибко много, но каждый стоит десятерых таких вояк, как ты.

– А что за острые плети? – удивился я.

– Это я так называю. Вообще, эта штука называется уруми и выглядит очень похожей на обычную плетку. Только не из кожи, а из стали. И гнется эта сталь ничем не хуже, чем та кожаная плеть, они их так на поясе и носят, а глотку режет не хуже, чем наши ножики. Очень опасная штука, уж ты поверь.

– А почему наши так не вооружаются? – поинтересовался я.

– Почему, вооружаются. Телохранители, например, у нашего величества, помимо прочего, вооружены этими урумями. Только наши, человеческие кузнецы такую сталь делать не умеют, и потому, сам понимаешь, всю армию этими мечами не обеспечишь. Да и слава богам, а то бы перерезали друг друга почем зря. Этой штукой учиться орудовать нужно дольше, чем сына вырастить. Да ты не забивай себе голову, парень. Ешь давай и спи. Увольнительной завтра нет, и силенок набраться тебе не помешает.

Силы на следующий день мне действительно понадобились, как и во все последующие дни. Тренировки и не думали становиться легче – стоило нам привыкнуть к нагрузкам, как их увеличивали еще. Я так и не сошелся близко ни с кем из новобранцев. Отчасти из-за моего звания, отчасти из-за того, что я должен был находиться в тылу в тот момент, когда они будут сражаться, отчасти потому, что многие из них знали меня раньше и продолжали относиться ко мне так же, как всегда – с некоторым снисходительным презрением. Да и самому мне было привычнее одному. Ветераны же относились ко мне непредвзято, как и к любому из новичков, но и ровней себе не считали. «Первый бой покажет, что вы за люди, – как-то обмолвился один из инструкторов, «а до тех пор, кто вас знает, мужики вы, или так, погулять вышли».

Один раз моя непринадлежность ни к какой из компаний чуть не вышла мне боком. Я как раз закончил вскрывать нарыв одному несознательному ветерану, который, вместо того чтобы вовремя промыть и зашить рану, перемотал ее не слишком чистой тряпицей и посчитал, что и так сойдет. Как-то он не совсем удачно упал на тренировке и напоролся то ли на гвоздь, то ли на какой-то сучок тем местом, шрамами на котором не принято гордиться. Правой ягодицей, если быть точным. Признаваться в своем позоре он посчитал излишним, и пришел уже тогда, когда выглядеть все это безобразие стало по-настоящему страшно. Так вот, я еще раз заверил парня, что не стану никому рассказывать о том, что мне довелось полюбоваться на его задницу (как будто его задница представляла собой такое уж чудесное зрелище), и отправил его ковылять к своему костру, а сам тем временем занялся промывкой инструментов. Однако домыть их мне не дали, в палатку кто-то вошел.

– Что у вас болит? – спросил я и оглянулся. Передо мной стоял Тролль со своей компанией. Они всегда ходили втроем, и я был с ними неплохо знаком. Гораздо лучше, чем мне хотелось бы. Конечно, Тролль – это было не настоящее имя, прозвище. Как его звали на самом деле, я не знал, только прозвище ему подходило просто замечательно. Широкоплечий, высокий, с низким лбом и маленькими ушами, он был подмастерьем кузнеца, а свободное от работы время он посвящал тому, что выбивал из ровесников деньги. Пару раз он с компанией пытался «поговорить» и со мной. Однажды мне удалось убежать, а во второй раз мы попались на глаза отцу. После этого меня оставили в покое, как я думал, навсегда.