Никита Герасимов - Вторжение (СИ)

— Петр, успокойся, прошу тебя! Нам всем нужно многое обсудить, так что…

Не думаю, что она смогла бы убедить его в чем-то. Ее спасло появление Андрея. Тот сразу решительно шагнул ко мне, потеснив напарника плечом, и присел передо мной на колено:

— Денис, не горячись. Мы все сейчас на эмоциях, произошло столько всего, и переварить это нахрапом не получится… Давай мы сядем, успокоимся и поразмыслим над сложившейся ситуацией… Денис… — он стиснул зубы, старательно избегая тех мыслей, что отражались в моих глазах, но все же не выдержал моего молчания:

— Блять, мы не могли поступить иначе, ты же сам понимаешь! — он вскочил на ноги, нависнув надо мной, будто готовая рухнуть скала:

— Мы должны были так поступить! У нас не было выбора! — я заметил, как у развернувшегося ко мне Петра сжались кулаки, и в мою голову пришла мысль, что он готов силой попытаться заставить меня изменить свое решение.

Эланиэль что-то лопотала сбоку, но я ее не слышал, точно так же, как и мои бывшие подчиненные. Я понимал их, надеюсь, как и они меня, но…понять и принять — это разные вещи. Ни я, ни они не могли сделать этот шаг. У нас не было выбора.

— У нас не было выбора. Сейчас его тоже нет, и вы это прекрасно понимаете. Мы все совершили ошибку, и теперь пожинаем плоды собственной глупости. Увы, но закрыть глаза на это не получится. Андрей, Петр… — я встал, и выпрямился. В глазах неожиданно защипало:

— С этого момента я не являюсь вашим…лидером — это мое осознанное решение. Вы мне больше не подчиняетесь.

Лицо Андрея закаменело, но вот лицо стоящего позади него исказила гримаса боли:

— Ты обещал, Денис! Ты же мне сам, сука, лично обещал! Обещал, что будешь! — не закончив предложение, он шагнул ко мне, вытянув навстречу скрюченные будто когти пальцы, но напарник преградил ему дорогу:

— Петруха, ты же сам понимаешь, что нихера не получится. Оставь его, не трави душу.

Руки того медленно упали вниз, и он кивнул, глядя в пустоту остекленевшими глазами:

— Чтобы я еще раз…поверил кому-то…вроде тебя… — Он оттолкнул Андрея, и быстрым шагом покинул комнату. Вслед за ним вышел и Андрей, бросив на меня взгляд, полный презрения.

Как же хреново, что я не знаю заклинаний, покрывающих сердце броней… Сбоку донеслось робкое:

— Я сожалею, что так… — желания выслушивать очевидные фразы не было, так что я сразу же прервал этот фонтан красноречия:

— Заткнись, пожалуйста. Не говори мне своей херни про сожаления. Ты и понятия не имеешь, что значит… — я сглотнул ком, вставший в горле, и повернулся к замолчавшей эльфийке:

— И для твоего же блага — не лезь со своими сожалениями к ним. Это может плохо для тебя кончиться.

Что же мне теперь делать… Я сделал тот шаг, который должен был сделать. Одним махом — но уж лучше так, чем мучительное ожидание неизбежной развязки.

Все мы должны вынести полезный опыт из произошедшего. Я уверен, что апостолы не пропадут. И я не пропаду — просто нужно время. Говорят, оно лечит?

— Я слышал, Маршалл связался с заграницей? Как там у них дела?

Эланиэль вскинула на меня удивленные глаза, и даже не сразу нашла, что ответить:

— Не совсем…то есть да, он смог ощутить других лидеров, но…а зачем… Почему ты спрашиваешь?

Я хмуро на нее посмотрел — не дура вроде, должна понимать:

— Мне нужен перерыв. Своеобразный отпуск. Назови это «командировкой», мне похеру. Я не могу больше находиться здесь, и ежедневно видеть твою…твое милое лицо. — я отвел глаза в сторону:

— Это как рефлекс, ты уж прости, я не со зла. Отдохнуть мне нужно, сменить обстановку, так что… Маршаллу же нужны миссионеры-добровольцы?

Эланиэль медленно кивнула:

— Да, но мы рассчитывали, что первые разведчики отправятся только через месяц-два… — казалось, она никак не могла поверить, что ситуация разрешилась именно таким образом. Мне на ее переживания было наплевать: все, чего мне сейчас хотелось — это как можно скорее уйти прочь.

— Это меня не волнует. Сообрази, как сделать так, чтобы я уже сегодня был как можно дальше отсюда.

Эльфийка неуверенно кивнула…

Тем же вечером Эланиэль сидела за столом, сложив изящные ладони домиком, на котором примостился ее подбородок. В ее голове роились сотни мыслей, требовавших непосредственного внимания, но она никак не могла сосредоточиться на них: в мозгу занозой засел последний разговор с покинувшим Москву Денисом. Отчего-то она не верила своим же словам о скорой встрече и грядущем примирении: они казались ей ненастоящими, будто слепленными на скорую руку папье-маше, с привкусом бумаги и дешевого клея.