Юрий Корчевский - Знахарь из будущего. Придворный лекарь царя

Никита застыл в изумлении. Подобного Указа от царя он не ожидал. Подсказал ему кто или сам решил? Вот ведь хитрован! И в тайне держал, словечком не обмолвился, хотя явно давно задумал. Такие Указы в запале не издают.

– Ты чего молчишь, Никита?

– Действительно, новость. Указ полезный, без сомнения – к пользе народной.

– Мне твое мнение ценно. Ведь были людишки, отговаривали.

– То небольшого ума люди, недальновидные. Вперед смотреть надо. Эпидемии да войны жизни людские уносят. А ведь что самое ценное в любом государстве? Земля и люди. Тогда страна и сильна, и богата будет.

– По-государственному мыслишь! – поднял указательный палец царь. – Рад за тебя! – Он смотрел на Никиту ласково, улыбался.

– Так ведь шаг-то разумный, и назрел давно.

– Вот что, Никита. Коли понимаешь важность дела сего, предлагаю тебе должность дьяка при сем приказе. – Говоря это, царь впился взглядом в Никиту. Один раз Никита уже отказал государю быть придворным «дохтуром».

Дьяк – должность высокая, равная нынешнему министру. Такую каждому не предложат. Но должность – это, в первую очередь, организаторская работа и бумаги. А Никита жертвовать любимой медициной не хотел категорически. Потому раздумывал секунды. Он поклонился государю в пояс. Стоявшие вдоль стен бояре притихли.

– Спасибо великое за доверие, государь. Только ведь не травник я, хотя травами на службе пользуюсь постоянно. Моя работа иного рода. Прости, не большой я знаток трав. Тут иной человек потребен.

Среди бояр пронесся вздох – то ли сожаления, то ли радости. Занять должность дьяка любой из них был бы готов, только знаний ни у кого не было.

Никита со страхом ожидал реакции царя на свой отказ – осерчать может, прогневаться. Царь же улыбнулся:

– Иного я не ожидал от тебя, Никита-лекарь – видел тебя в работе. Руки твои и голову ценю. Целебные источники ты обследовал досконально, потому гневаться не буду. Иди с миром, а надобен будешь – призову.

Никита поклонился, попятился к двери, вышел и глубоко вздохнул. Стоявший у двери в коридоре стрелец спросил участливо:

– Что, влетело?

– Мимо пронесло, – улыбнулся Никита.

– Счастлив твой ангел, стало быть.

– Наверное.

А через два дня Никита с Любавой проснулись от трезвона колоколов. Не набат был, поднимающий тревогу, а именно веселый трезвон. Звонили все церкви окрест.

– Сегодня что, праздник какой? – Никита спросонья не мог ничего понять.

– Да вроде нет, – Любава тоже ничего не понимала.

Через четверть часа перезвон смолк.

Никита умылся, позавтракал и пошел на работу. Навстречу ему, уже покачиваясь и поддерживая друг друга, шли двое пьянчужек.

– Подай, барин, на опохмел в честь праздника.

– Да какой сегодня праздник? – искренне удивился Никита.

– У государя дочь ночью родилась. Звона не слыхал разве?

Никита дал пьянчужкам две копейки за добрую весть. Так вот почему перезвон? Понятно теперь. Царица Мария Ильинична Милославская 27 сентября благополучно разрешилась от бремени дочерью, нареченной Софьей.

Судьба царской дочери сложилась трудно. В 1671 году ее мать, Мария Ильинична, умерла. Девочка росла смышленой, умной. Видимо, от родителей ей передалась властность.

Обычно судьба русских царевен не была завидной. Жили они уединенно, на женской половине. В игрищах, как другие дети, не участвовали. Учителя у них были – учили языкам, словесности. Коли не подворачивался выгодный жених из других краев, так и старились в ожидании, иногда принимая схиму и уходя в монастырь.

После смерти первой жены Алексей Михайлович женился во второй раз на Наталье Кирилловне Нарышкиной, и от брака сего родились сыновья Иван и Петр – будущий великий реформатор и самодержец российский, поставивший Русь на дыбы. Софье же при поддержке стрельцов, старого дворянства и рода Милославских удалось несколько лет править единолично, потом быть регентшей при малолетних Иване и Петре. Но когда Петр Алексеевич подрос, все закончилось в монастыре. Борьба за власть была жесткой и беспощадной, кланы Милославских и Нарышкиных враждовали. Но это случится много позже.

По случаю рождения царевны во всех церквях служили молебны, народ веселился и радовался, а царь закатил пир. Через Елагина был приглашен в Кремль и Никита.

Он надел лучшие свои одежды – на пир все-таки шел, не на службу.

У входа в Теремной дворец стояла стража и толпился народ. Пускали по спискам. Гость называл свою фамилию, а писарь вел пальцем по бумаге, шевеля губами.