Вячеслав Воронов - Запах гари

Вика, перестав кричать, начала тихо постанывать, не отрывая рук от ушей. Котиль бегло осмотрел её, выискивая кровь, думая, как ей помочь, но ничего, кроме расширенных от ужаса зрачков, не обнаружил. Он неуклюже повернулся в сторону, взялся за хирургический стол, не раз спасавший их, и отбросил его. Решимость покончить со всем этим стала затапливать его, и он, преодолевая слабость, встал во весь рост, не опасаясь больше ни пуль Бардаганова, ни гранат спецназа. Поднявшись, он стал жадно, полной грудью, чувствуя обостряющуюся при этом боль в ране, вдыхать дым горевшей в лаборатории мебели. Через некоторое время ему стало легче. Он посмотрел в сторону выхода и увидел Бардаганова.

Тот стоял в дверях, широко расставив мощные ноги, в синей футболке, вымазанный белой кровью и грязью. Физиономия его настолько заросла щетиной, а шрам вместе с ожогом настолько потемнели, что он уже не походил на белого человека, словно на глазах перерождался. В ногах его стоял прибор, похожий на большой осциллограф. В руке он по-прежнему сжимал пистолет, но Котиль знал, что патронов там уже нет. Знал, это и Бардаганов. Бросив дикий взгляд на врага, он с силой швырнул бесполезное оружие в сторону, не глядя куда, достал кислородный баллончик и жадно припал к нему ртом.

Так стояли они некоторое время, друг напротив друга, набираясь сил, напитывая тела тем, что давало им энергию. Огонь в лаборатории был слабый, деревянной мебели, загоревшейся от взрыва гранаты, был единственный шкаф. Рядом со шкафом тлела пластиковая обивка на стене, но она дыма давала мало. Надышавшись, Бардаганов развернул балончик и стал стравливать кислород в помещение, смешивая его с дымом, словно пытаясь перебороть чуждую ему среду, создать подходящую атмосферу. То, что окно было разбито, было ему на руку.

Сделав еще глубокий и шумный вдох, зарычав, застонав от удовольствия, как маньяк радуется запаху крови и произведенным вокруг разрушениям, он двинулся вперед, подняв над плечом прибор, походивший на осциллограф. Котиль осмотрелся по сторонам, желая найти что-нибудь для защиты. Под ногами лежал всё тот же операционный стол из нержавеющей стали, уже не раз выручавший его. Он схватил его, зарычав в злобном упрямстве, и выставил впереди себя как щит. Бардаганов заорал, как варвар перед атакой, и с вознесенным над головой орудием ринулся в атаку.

Тяжелый прибор с грохотом врезался в металл стола, оставив в нем заметную вмятину. Тотчас прибор снова сильными руками был вознесен в воздух, и снова в долю секунды опустился, как стенобитное оружие, мощное и всесокрушающее, несущее разрушения и смерть. Котиль понемногу отступал, не в силах противиться неуемной энергии и бешеной злобе врага.

— Все вы, правдолюбцы, одним миром мазаны! — зарычал Бардаганов, делая передышку. — Всё у вас не как у людей!

— Они убьют тебя, Бардаганов! — снисходительно, словно неразумного подростка, хрипя, уговаривал Котиль. — Неужели ты ослеп?

— Не ослеп, наоборот! Благодаря тебе я уже много чего увидел… лучше! Но мне плевать! Тебе я всё равно отомщу!

Он снова поднял было прибор, но тут периферийное зрение сообщило ему о каком-то движении. С грохотом опустив своё орудие и обернувшись, он увидел, как Вика, с лицом, перекошенным страхом, спешно перебирая голыми ногами, пробирается к выходу. Бардаганов схватил прибор, одной рукой прижал его к груди, словно самое дорогое, что оставалось для него в этом мире, и нетвердой походкой, словно пьяный, подался Вике наперерез. Схватив ее за руку, он легко, словно невесомую бабочку, отбросил её назад. Она упала, коротко вскрикнув и ударившись головой о пол.

— Куда собралась, шлюха?! К тебе у меня есть дело! Или вы думали, что так просто всё?

Он вожделенным взглядом окинул её с ног до головы, и на его страшной, заросшей щетиной и обожженной физиономии загорелась злорадная улыбка.

— Или тебе только с чужими женами?! — рявкнул он, оборачиваясь к Котилю. — Нет, нет, я доставлю и вам это удовольствие тоже!

Быстро развернувшись, он снова замахнулся и с неистовой силой, рождённой осознанием близости задуманного, реальности мести, о которой мечтал, которой жил последнее время, ударил по врагу. Сил у Котиля оставалось всё меньше; рана в груди болела и сочилась кровью, кислород, хоть и в небольших количествах стравленный из баллончика, отравлял дыхание. Но, подхлёстываемый упрямством бороться до конца, он снова поднял тяжёлый стол, подставляя его под сокрушающее орудие противника. Казалось, даже если бы атмосфера лаборатории состояла из стопроцентного кислорода, он нашёл бы, откуда черпать энергию, которая позволила бы ему выстоять, которая черпалась не из мира сего.