Екатерина Лесина - Наират-2. Жизнь решает все

Да, то, что предлагал Каваард, было невозможно.

Да, склан нужны перемены, но совсем не те.

Да, другой путь привел бы к настоящей гибели.

Три однозначных ответа не в состоянии избавить от ощущения, что он, мудрый Фраахи, опытный Фраахи, знающий больше, чем знают все эти птенцы, вообразившие себя правителями, допустил ошибку.

Какую? Почему так ехидно улыбаются стеклянные рыбы? Почему кажется, что Острова вот-вот застрянут в металле, а солнце никогда не выплывет из пучин? Фраахи почти удалось отыскать ответ, но скрипнула дверь, и в кабинете появился Скэр.

— Ты уже? — осведомился он. — Великолепно. Ознакомься.

Сунул несколько свитков. Наглеет. Обращается с Фраахи как с мальчишкой-секретарем. Нарочно? Или нахватался людских привычек? А с ними людских иллюзий о всемогуществе властителей.

Фраахи разворачивал свиток нарочито медленно. Пусть Скэр понервничает, а заодно вспомнит, сколь стар его собеседник.

— Шесть нерентабельных факторий?

— Пока шесть. — Скэр внимательно следил за реакцией. — Нам снова следует минимизировать контакты с людьми.

Неужели? Следующий шаг к великому плану? Что ж, возможно, план не так и плох. Во всяком случае, лучше того, что предлагал Каваард.

— Люди будут воевать. Для войны нужен эман. Сократим количество, разрешенное к продаже, поднимем цены.

Вторую бумагу Фраахи читал куда более внимательно.

— С этим будет сложнее, — наконец, проскрипел он. — Принудительная стерилизация икке-нут… суб-ранги винст… уравнивание дьен с фейхтами… и право решения одним голосом для гебораан. Твои желания чересчур откровенны.

— Поэтому предложение будет исходить от тебя, друг Фраахи. Ты ведь сделал столько полезных предложений, что к тебе не могут не прислушаться.

Рыбы на витражах беззвучно захохотали. Стекающий с их плавников алый свет затопил Острова.

Хан-харус Вайхе разглядывал белую птицу, упавшую прямо под ноги. Встопорщенные перья, вывернутая шея. Знак? Разумеется. Но искать ответ в Оке Всевидящего было страшно. К тому же все было ясно и без него. Следует скорейшим образом доставить птицу к Понорку Понорков и с молитвой опустить её, передавая небесное послание железным демонам. Следует, следует…

Бережно подняв тельце, Вайхе заковылял к наклонившейся башне. И остановился, когда наперерез ему вышла худющая кошка с выводком котят. Она протяжно мяукнула и потерлась ребристым боком о штанину.

— Вот так всегда, — проворчал хан-харус.

Вздохнув, он положил мертвую птицу на землю. Кошка тотчас схватила её за крыло и поволокла прочь. Следом покатился клубок котят.

Хан-харус предпочитал по-своему толковать некоторые явления, а потому этим же вечером приказал запереть Понорок Понорков и не открывать до самых Поминаний. Заодно Вайхе на целую неделю запретил спускаться в подземелья хан-бурсы. С чего? Ему казалось, что так будет правильно.

Туран потер ноющее бедро. Они шли достаточно долго, чтобы вместе с маслом в лампе закончились объяснения и началась ссора.

— Вы уже предложили способ этому миру!

— Не мы, Элья. Но даже если так — умирающая империя, больные дикие Степи, поселки в сотню жителей, гордо именующие себя городами, Кхарн, навсегда застрявший в войнах. Вот прежний мир!

Разговор совершал виток за витком и возвращался к тому, что было невозможно изменить.

— Значит, вы… они изменили мир к лучшему?!

— Они…

— Создали клоаку! Выгребную яму для дерьма из человеческих душ. И нас создали как… мусорщиков? Падальщиков? Червей, которые это дерьмо жрут и жиреют! А оно не от солнца и не от ваших пульсаций! Оно от людей! Берет у вас ваше и вам же возвращает! Ненависть, злость, трусость, все дерьмо, скопившееся здесь — ваше! И тебе ли, положившему жизнь на пополнение клоаки, бояться ее прорыва?

Не дожидаясь ответа, склана заговорила, отчего-то шепотом, хотя рядом не было никого, кто мог бы подслушать:

— Каменная глотка-кишка — вот ваш новый мир! И ты хочешь повторения?!

Элья врезала кулаком по валуну.

— Я уже говорил про демона Урт, — отчеканил Аттонио. — Сегодня я видел то, о чем не написано ни в каких книгах. И тот чирей, который я мог бы нынче нарисовать на морде мира, стал бы самым отвратительным. И самым правдивым. Как думаешь, мне нравится видеть чирьи? А самому быть гноем и глядеть на все изнутри нарыва?!

— Гной к гною, — произнесла Ласка, молчавшая с той самой беседы, которая состоялась в пещере.

Её пальцы нырнули в пустые глазницы и вынырнули, коснувшись лица Аттонио. Не отпрянул, дождался, пока они пройдут от лба до подбородка.