Роберт Шмидт - Бездна

Он соскочил на нижний уровень и помог сойти сыну, мельком заметив гневные взгляды, которые Дрого и Декстер послали побледневшему Лютику. Идиот не проверил, пустые ли соседние боксы, из-за чего вся операция пошла прахом. А кому-то же придется за это отвечать…

Помнящий и его сын оставили молчащих противников за спиной и быстрым шагом подошли к закрывающему кузницу соседу.

– А ты отчего не на собрании? – спросил притворно радостным тоном Учитель, когда они пожали друг другу руки.

Станнис зыркнул на проходящих мимо гвардейцев.

– Меня такие представления не притягивают, – обронил он.

Шум стих, когда обвиняемый появился в туннеле и, оставив сына в толпе, соскочил с помоста, чтобы встать перед двенадцатью справедливыми. Белый, который прибыл минутой раньше, не сумел скрыть растерянности при виде иронически улыбающегося Учителя. Морщинка на лбу Помнящего лишь углубилась, когда он приметил держащихся по краям разъяренных гвардейцев. Он делал вид, что не смотрит в сторону молодого вождя, однако внимательно следил за каждым его движением, а потому от его внимания не ушел немой вопрос, обращенный в сторону Лютика и остальных. Едва заметный жест подтвердил: подозрения были небезосновательны. И понял он еще кое-что: выигрыш в начавшемся процессе будет означать конец его спокойной жизни в анклаве.

Альбинос решил убрать Учителя из сообщества, в котором он правил. Может, делал он это по чьей-то подсказке, а может, из-за обычного страха. Несмотря на причины, одно можно было сказать наверняка – мерзавец имел возможность и средства, чтобы добиться своего. А значит, он уберет предполагаемого врага – если не открыто, то скрытно, как и решались такие дела когда-то, во времена, когда основы подземной цивилизации лишь закладывались.

Учитель глянул на собравшихся перед ним людей. Обитатели анклава уже давно заняли места на длинных лавках. Было их раза в четыре меньше, чем годы назад, когда трибунал создавали, но все еще оставалось достаточно много. Более полусотни человек, которых Учитель с вытатуированными на виске линиями знал с самого их детства. Подавляющее большинство присутствующих здесь обитателей анклава прошли через его школу. Потому он видел, как они росли, как теряли близких, а порой и здоровье. Был он для них авторитетом, а нередко – почти вторым отцом. Они ему верили, слушали его поучения и советы, а теперь он стоял перед ними как обычный преступник. Униженный, но все еще свято убежденный, что не совершал ничего дурного.

Двенадцать справедливых уселись на стулья, принесенные в туннель из зала аудиенций. Лишь пара метров отделяла их от фактического палача и его жертвы. Учитель спокойно рассматривал бледные лица присяжных. Альбинос наверняка имел три голоса, поскольку именно столько гвардейцев было отобрано, а ворон ворону глаз не выклюет, как гласила старая пословица. Еще два человека – санитар Грязный и кузина Ловкачки фильтровщица Трашка – могли, хоть и не должны были, перейти на сторону вождя. Остальные справедливые казались достаточно независимыми и честными, чтобы не поддаться прессу. Собиратели Ксаврас и Эйнштейн, надсмотрщица на ферме крыс языкастая Аннека, шорник Геральт, заведующая коптильней, хромая, но все еще гордая Бона, столяр Струг и толстяк Гордый, делающий лучшие мачете от Запретной Зоны до самого Нового Ватикана, – все они не слишком любили нового предводителя, о чем охотно, пусть и не слишком громко, говорили. А значит, расклад сил в самом начале оказывался для Учителя полезным, о чем должен был знать и его противник тоже.

Судьей стал Вуко, бородатый двадцатидвухлетний парень с фигурой и внешним видом нордического грабителя, а одновременно – один из умнейших людей, встреченных Помнящим во вроцлавских каналах. Он тоже казался гарантией справедливого приговора.

Процедура была простой, как и большая часть законов подземного города. Арбитр сперва постучал деревянным молотком по толстой доске, чтобы обратить на себя внимание собравшихся, а после указал пальцем на Белого, приглашая его взойти на кафедру.

Альбинос занял место и без колебаний пошел в атаку. Говорил длинно, красочно и подробно, описывая все, что случилось на последнем подманивании, и само происшествие. Однако, противу ожиданий, не сказал ничего, о чем не говорил раньше в зале аудиенций. Обвинил он Помнящего в недосмотре, из-за которого он, предводитель, утратил любимую. Так хорошо вжился в роль оскорбленного, что чуть было слезу не проронил над трагичной судьбой Ловкачки. Однако в последний момент сдержал себя – как видно, не хотел, чтобы соратники посчитали его плаксой. Эта игра не ускользнула и от внимания справедливых.