Тим Строгов - Последняя битва

– Ишь, как убивается. Механизмом занялся, – денщик возвысил голос и громко предложил: – А вот, к примеру, молочка парного? А, мастер Громмард? Или, к слову сказать, можжевеловой водки стакан? Нет? Ээх-ма-а…

Галвин на предложения старика даже ухом не повел. Он озабоченно потрогал крепежные хомуты двух короткоствольных аркебуз, надежно ли стянуто? Толстые винты обещали выдержать энергию отдачи. Пальцами промерял расстояние от запального фитиля до места, где будут находиться его колени. Не прижгет ли? Вроде нет – далеко. Потом уселся в седло трицикла, положил руки на руль, примерился стрельнуть на ходу. Рука легко нащупала рычажок фитильного замка. И здесь тоже порядок. «Ревун» получился по-настоящему грозящим. Прямо хоть в битву на нем! Лицо инженера просветлело:

– А вот теперь, дядюшка Хобарн, можно и молочка! Да непременно с сухариком из кукурузной лепешки. Остались у нас кукурузные сухари?

– Остались. Этого добра довольно. А может, за хлебцем сбегать? Сегодня новые печи испытывали, первые караваи пекли. Запахи стояли… страсть!

Но Галвину не пришлось сейчас вкусить ни выменянного у местных козьего молочка, ни свежего хлебца с румяной корочкой. К ним размеренной трусцой приблизился один из подданных Бельтрана. Вестовой маркиза, со взглядом вельможи, но с далеко не аристократическими прыщами на юном лице, объявил инженеру, что ему надлежит срочно прибыть в шатер Трезубца на совет. Пока Громмард с кислой миной мыл руки и вытирал вспотевшее лицо, представитель людской знати переминался с ноги на ногу рядом, всем своим видом показывая гному, что «срочно» – это действительно «срочно».

Инженер бросил полотенце в руки Хобарна и неторопливым шагом направился к центру лагеря. Вестовой следовал за ним. Они обогнули тренировочную площадку, где строгие инструкторы гоняли деревенских рекрутов, и вступили на территорию будущей крепости. Галвин шагал мимо пирамид из стволов «кругляка», с которых тут же сдирали кору, мимо кузней, где шипело и звенело железо, мимо полевых кухонь с дымами и вкусными ароматами. Когда гном проходил рядом с мастеровыми, их разговорчики и шуточки стихали, но едва фигура гнома отдалялась, возобновлялись сызнова. Он словно двигался в куполе отчужденного молчания. А еще иногда в спину инженеру летело сказанное вполголоса ругательство. За последнюю декаду Галвин вынужден был смирить свой гордый нрав. Иначе бы он перессорился с половиной войска и ухудшил свое и без того скверное положение. Народ крепко озлился на него и не без повода – бывший всеобщий любимец встал на защиту чужака, который средь бела дня, прямо в центре войскового бивуака порешил двух заслуженных ветеранов. Пусть они хватили лишку. Ну и что? Не убивать же их из-за этого? А вот изменника – ракшу и вправду следовало исказнить. Что и было совершено каким-то, по-видимому, очень приличным человеком. Вражда к инженеру сначала слегка поутихла, но в последние дни вспыхнула с новой силой. На то была отдельная причина. Именно вследствие ее Бельтран созвал сегодня совет, Галвин в этом не сомневался.

Гнома угнетала народная неприязнь, но еще больше он досадовал на Эйру. Старшина дворфов так и не сменила в его отношении гнев на милость. Неужели она ничего не понимает? Или не желает понимать? Свободное время русоволосая красотка теперь проводила в компании Аргантэля и его подруги Калебры. К ним часто присоединялся один из дружинников Бельтрана – барон Тирсис. Четверкой они разгуливали по окрестностям, а по вечерам, прихватив припасы и вино, отправлялись в дюны – жечь костер и слушать, как барон исполняет очередную балладу под музыку тагельхарпы. Галвин не владел ни одним струнным или духовым инструментом, он вообще провел жизнь вне мелодий и гармоник, но теперь с удовольствием приобщился бы к культуре в том смысле, что его не покидало желание расколоть смычковую лиру о лобастую голову Тирсиса. Раньше он, между прочим, неплохо к нему относился. Даже пару раз вежливо побеседовал на тему того, что главное отличие трицикла от лошади – то, что лошадь иногда засекается, а трицикл – нет. Теперь же, слушая издалека дребезжание его тагельхарпы, Галвин неоднократно ловил себя на мысли, что барон определенно – самое ничтожное из сотворенных богами живых существ, и давался диву, как умница Эйра может проводить время в обществе столь ординарного и скучного типа.

Перед шатром Трезубца вкопали длинный шест, а на нем вольно плескался большой флаг лигийского войска. Шестерню закрыли складки, поэтому казалось, что грифоны на нем грызутся между собой. Галвин проследовал сквозь две шеренги эльфийских стражников в полном боевом облачении и отодвинул в сторону парусиновое полотнище, что заменяло входную дверь. Совет уже собрался за длинным прямоугольным столом, ждали только его. Место Громмарду, видимо, по случаю самого позднего появления, отвели не самое главное – с краю, но один из зубов Трезубца не стал роптать и спокойно уселся на предложенный ему раскладной стул. Бельтран обвел всех присутствующих строгим взором начальника. Он сегодня был в открахмаленном до голубизны белом камзоле с жестким стоячим воротником. Гном сразу подумал, что маркиз сильно напоминает индюшачье яйцо с поврежденной сверху скорлупой.