Ирина Булгакова - Шторм

Гремели вальс за вальсом, в перерывах звучали поздравления. В специально отведенном в углу алтаре высился завал из подарков. Ослепительную Николь – невесту, для которой и вертелся водоворот из золота, бриллиантов, белозубых улыбок и иссиня-черных фраков, волновал лишь жених, сидящий рядом. Лишь его глаза, слова, улыбка, ласковые прикосновения имели значения для девятнадцатилетней девушки.

– Если есть на свете ангел, то я вижу его сейчас перед собой, – шептал Сережка, наклоняясь к самому уху. Его горячее дыхание обжигало.

– Говорил уже, – улыбнулась Николь. От жениха пахло шампанским и дорогим парфюмом. В его карих глазах горело желание.

– Правда? А то, что я сейчас вижу перед собой ангела, я уже говорил?

Николь рассмеялась.

– Подожди немного, хулиганка, – он коснулся губами ее шеи. – Скоро ночь. Я покажу тебе, кто тут главный.

Свадебное застолье накрыла очередная волна поздравлений, плеснула в алтарь новыми подарками и разбилась в брызги шампанского, дрожащими пеной в поднятых бокалах.

– Танец молодых! – пробился сквозь шум уже нетрезвой публики голос тамады и тут же встал Сережка, словно считал секунды, отделяющие его от свадебной ночи.

– Любимая, девочка моя, я приглашаю тебя на вальс, – с пафосом сказал он. Николь показалось, что высокопарным стилем он пытался остудить страсть, которая рвалась наружу.

Высокий, темноволосый, с мягким прищуром карих глаз, Сережка умел вести себя в обществе. Умный, сообразительный, с великолепным чувством юмора, страстный, необузданный в постели – о чем еще могла мечтать девушка, у которой было в жизни трое мужчин? Первый – одноклассник в школе. Что, куда, как – все в тумане, все покрыто девственной пеленой догадок. Почти любовь, почти секс. Кстати, куда он потом делся, так и осталось тайной за семью печатями. Потом был мужчина старше на десять лет, двадцати восьмилетний старик. Спокойный, предсказуемый, обидчивый по пустякам. Но нежный и ласковый – слова плохого не сказать. Третий… Третий так, кратковременная страсть – вспыхнула, погасла, даже не обожгла.

А потом пришла любовь. Она вела сейчас Николь в центр зала, под потолком, расписанным золотом сюжетом из греческой мифологии. Волосы девушки горели рыжим огнем, скрывая в кудрявых прядях бриллиантовую россыпь.

– Николь, я счастлив, – глубоко вдыхая запах волос, сказал Сережка. Николь млела от радости, улыбаясь ему в ответ.

Старинный дворец, снятый по случаю свадебного торжества, с трудом вместил гостей. Сияли окна, выпуская теплый свет в южную ночь. Во дворе, перед широкими ступенями стояли празднично накрытые столы, скамьи, огромные вазы с цветами. Ветер играл плакатом меж двух мраморных столбов, увитых золотым плющом. «Сергей и Николь» – витиеватая надпись переплеталась с сердечками. Парк, обычно открытый по вечерам для посетителей, а теперь арендованный королем фармакологии для свадьбы единственной дочери, дышал таинственностью и магией ночи.

Гости, расцвеченные бриллиантами и улыбками, высыпали в парк, полюбоваться на продолжение праздничного вечера. Прожекторы осветили небо, когда ввысь взмыли сотни белых, породистых голубей – вечный смысл счастливой семейной жизни и благополучия.

– Мой бог, как красиво, – сказала мать.

Статная женщина, с короткой стрижкой огненно-красных волос застыла рядом с Николь. В платье цвета пьяной вишни, с глубоким декольте, она выглядела молодой, едва ли не моложе дочери, и счастливой. Почти двадцать лет назад Ростислав… Тогда просто Ростислав, почти силой увез ее – Мадлен, француженку, из Марселя в Россию. Она до сих пор плохо говорила по-русски. И, что скрывать? Между ней и Николь никогда не было той близости, что так безоговорочно и искренне согревала ее отношения с отцом. Папка – он был для нее всем. Каменной стеной, скрывающей опасный мир, другом, братом, человеком, с которым можно откровенничать о своем. О девичьем. Сидя у камина далеко за полночь.

– Ты мое всё, – сотни, тысячи раз повторял Ростислав Александрович.

Сначала маленькая Николь глупо хихикала, прикрывая рот ладошкой, потом молча улыбалась. А позже благодарила в ответ – пожимала протянутую руку. Человеку нужно быть для кого-то всем. Миром, воздухом, светом. Альфой и Омегой. Призмой, сквозь которую только и может просвечиваться будущее.

– Красиво, – удовлетворенно улыбался Ростислав Александрович, ведя под руку Николь. С другой стороны шел Сережка. Он смотрел наверх, с улыбкой наблюдая за тем, как разлетаются голуби.