Ирина Булгакова - Шторм

Влад летел со скоростью километров восемьдесят в час по отвесной трубе, неизвестно каким строителем выведенную к подножью горы, прямиком в ливневку, берущую начало у пирса. Он падал, скрестив руки на груди, чтобы не повредить, и думал о Стелле. Она не могла сказать, откуда была родом та «луна», что досталась ей в поистине царский подарок. Потому что не знала ответа на вопрос. Влад и откровенность – две вещи несовместные, это так. А вот оговорить любовника, выторговав перед смертью пару минут – вполне возможно. Она сказала Хасару то, что он хотел услышать. Вполне возможно, рассчитывала, что он сохранит ей жизнь? Вранье ей не помогло. К чему теперь винить в этом покойницу?

Когда Влад выбрался к пирсу, на бурлящем море уже лежала печать будущего шторма. Сняться с якоря, отдать швартовы – недолгое дело. Хуже с комом в сердце от осознания того, что идешь навстречу буре. Опытный капитан, он обогнул эпицентр по касательной, решив, что фора значительная и его не догонят.

И ошибся. Капитана «Урагана» – а именно так называлась яхта Хасара – тоже салагой не назовешь, и вскоре погоня почти настигла катамаран. Настолько, что Влад скрежетал зубами от злости, отгоняя кровавые картинки, которые ехидно подсовывала ему расшалившаяся фантазия, раздутая шквалистым ветром. Удача, которой, видимо, надоело разглядывать татуированную паутину на бритом черепе, обратила, наконец, милостивый взор на Влада.

Что же, Влад, – вздохнула ветреная Амфитрита, – пользуйся, пока я добрая.

И морской бродяга Влад, он же капитан катамарана под названием «Дикий», свой шанс не упустил. Вертелся как черт на сковородке – то подтравливал шкоты парусов, то, вцепившись в румпель, удерживал катамаран от отрывов при шквалистых порывах ветра, практически в последний момент, когда корма грозила зависнуть над гребнем волны.

Свист пуль скоро стих. Шторм остался позади. Туманные столбы солнца прорезали низкие облака. Когда Влад обернулся в последний раз, тридцатитиметровый «Ураган» почти потерялся на горизонте.

Несмотря на удачу, будущее представлялось в самых темных тонах. Путь в одну из частей океана для него закрылся. Однако и водные просторы перестали внушать чувство безопасности. Хасар – та еще сука. И паутина на его черепе, в которой путались мелкие паучки, символична. Вряд ли теперь суша даже за Пыльным архипелагом способна стать пристанищем.

Тяжелые мысли не мешали управлять судном. Катамаран, под стать капитану названный «Дикий» – рвался вперед. Оба корпуса рассекали волны, подставляя парус порывам постепенно стихающего ветра.

– Любовь? Пусть будет любовь. И тогда Момидзи-они, или Демон Кленовых Листьев принял человеческий облик, потому что понял, что влюбился. Земная женщина по имени Изанами, что в переводе значит Влекущая к себе, нашла путь к его сердцу.

Ростислав Александрович, отец невесты, стоял во главе свадебного стола с бокалом шампанского. Высокий, поджарый мужчина чуть за пятьдесят. Благородная осанка, горбоносое лицо и темная шевелюра, слегка тронутая сединой. Его голосу – низкому, с глубокими обертонами с интересом внимали приглашенные.

– Когда у Изанами родилась от преступной страсти дочь, ночью явился Демон Кленовых Листьев и, склонившись над кроваткой, дал клятву: «За каждую твою слезу я спрошу стократ», – продолжал Ростислав Александрович.

Ему не нужно было повышать голоса – слова, сказанные тем таинственным тоном, с которым так хорошо внимать страшным легендам, звучали под сводами старинного дворца. И оттеняя его речь, с амфитеатра на втором этаже так же неспешно струилась «Сакура, сакура», исполненная, как и положено, на тринадцати струнном кото.

– Дочь назвали Каедэ, что в переводе значит Лист Клена. Настала пора ей выйти замуж. Долгое время семейная пара жила душа в душу. Но однажды муж ударил Каедэ. От обиды молодая женщина вышла во двор и села под кленом выплакать свою беду. Конечно, ее слезы увидел отец. В доме Каедэ еще горел очаг, когда ветром разворошило угли. Муж вскочил, объятый страхом, когда Момидзи-они предстал перед ним в своем страшном обличье.

По реке демонической злости,

Плывут горы кленовых листьев,

Отражения в ней в свой цвет окропляя.

Муж Каедэ хотел позвать на помощь, и не смог. Его сердце, вырванное из груди, уже трепетало в когтистой руке Демона Кленовых Листьев.

Ростислав Александрович качнул головой и оркестр, внимая указанию, заиграл один из вальсов Штрауса. Звуки скрипок, виолончели, фортепиано, сгладили слова, многим гостям показавшимися не совсем подходящими к случаю. Что касалось недовольства гостей, то чаша весов прочно застыла на нулевой отметке – отца невесты, за редким исключением, не волновало невысказанное мнение. Это с одной стороны. А с другой – кто осмелится сделать замечание фармакологическому королю побережья, господину Ростиславу Александровичу Вагнеру?