Максим Хорсун - Смерть пришельцам. Южный фронт

Степану, само собой, никто не докладывал, как будет развиваться наступление и какие стратегические задачи поставлены. По обрывкам разговоров он понял, что эту силу задействуют, чтобы заблокировать Ростов с юга, одновременно с донецкого направления на оккупированный пришлыми город должны выдвинуться войска Четвертого Украинского фронта. Вероятно, пришлые попытаются предотвратить осаду Ростова, следовало ожидать вражеских ударов со стороны Краснодара и Ставрополя. Пушки и пулеметы – против энергетических лучей, реактивные снаряды – против «умных» маневрирующих ракет с самонаведением. Прошедшие огонь и воду ветераны Великой Отечественной и их недавно повзрослевшие сыновья – против жестокого нечеловеческого разума. На стороне советской армии – численное преимущество, на стороне пришлых – высокие технологи и армия измененных, адаптированных для боя нелюдей – безропотного «пушечного мяса», с потерями которого можно не считаться.

Когда Степан снова повстречал Людмилу, то ему уже пришлось отдавать честь.

– Вольно, – отозвалась та, кокетливо поправляя китель. – Готов в наступление?

Ей приходилось перекрикивать гул двигателей, плацдарм уже пришел в движение.

– Да. – Степан опустил взгляд: он не мог рассказать о запланированной спецоперации в Калмыкии. Наверное, и Людмила много чего не могла рассказать о своей службе. Степану было очень неловко оттого, что приходится недоговаривать. Наверное – с непривычки. От этого он принимал излишне суровый вид, который можно было спутать с нежеланием беседовать.

– Я временно в батальоне радиационной, химической и биологической защиты, – сказала Людмила. – Надеюсь открыть под Ростовом какой-нибудь редкий вид костянки. – Она улыбнулась, не переставая изучать внимательным взглядом Степкину хмурую мину.

– Ты поосторожнее там, – проговорил Степан. – Если найдешь лекарство от этой заразы, то не забудь сказать: я соглашусь стать подопытной крысой.

– Степка! Скажешь тоже! – Людмила с готовностью хохотнула, было видно, что она почти оправилась после контузии и что охватившее всех возбуждение перед боем опьянило и ее.

– Лютик! Лютик! – зазвенели нетерпеливые голоса; ей махали из кузова готового отправиться грузовика. Мужики смотрели на Людмилу как на волки на ягненка. Степан увидел в руках офицера, вальяжно привалившегося спиной к кабине, гармонь. Что ж, поездка обещала быть с ветерком. Ну, может, если вдруг станет горячо, кто-нибудь из этих распустивших хвосты павлинов прикроет собой девушку или поможет ей выбраться из передряги. Степка мотнул головой, отгоняя дурные мысли.

– Удачной тебе работы с «поляками», не забывай навещать раненых ребят! – быстро проговорила, отступая, Людмила. Ее большие, не по размеру, сапоги оскальзывались на жидкой грязи.

– Конечно, обязательно… – Степан поднял руку. – Спасибо тебе!

– И тебе! Увидимся под Ростовом!

– Увидимся… – выдохнул он, провожая взглядом ладную фигурку. Вот Людмила поставила ногу на облепленное жирным черноземом колесо, вот схватилась за борт, вот с десяток рук протянулось к ней, чтобы помочь забраться в кузов. Грузовик покатил, сильно кренясь с борта на борт на ухабах.

Степка сунул пальцы в карман бушлата. Вытащил скомканную хирургическую маску, которую отдала ему Людмила в их первую встречу. Расправив потемневшую марлю, он с минуту размышлял – надевать или нет. Ему казалось, что это решение может повлиять на положение дел в реальности. Если он наденет маску, то все вернется на круги своя, он опять окажется смертельно больным и представляющим угрозу окружающим неудачником. Тогда можно позабыть о месте в спецотряде, который вот-вот отправится в тыл врага. Если же не наденет, то минутная слабость пройдет, сердце вновь наполнится предвкушением схватки, и он без страха шагнет в пропасть смертельно опасного предприятия, а после, вернувшись с победой, он обязательно отыщет Людмилу в Ростове. В советском, освобожденном от пришлой дряни городе.

Степка снова скомкал маску и сунул ее в карман. Однако это решение, как ни странно, облегчения не принесло. Сейчас он испытывал те же терзания и сомнения, что и после встречи с умирающим всадником. Тогда тоже разум говорил одно, а ноги сами по себе несли его в общину. Жаль, что нельзя теперь сбежать в степь: это будет дезертирством.

Снова начался кашель. Он стоял, немощно согнувшись, а в метрах двадцати над ним, поднимая винтами ураганный ветер, проносились вертолеты – звено за звеном.