Максим Субботин - Сердце зимы

– Не уходи далеко от лагеря, это небезопасно. – Он положил ладонь на девичье плечо, крепко сжал, заставляя подняться.

Она шмыгнула носом, по-прежнему глядя на мертвое тело отца. Арэн не нашел слов утешения, вместо этого взвалил тело на плечо.

– Предадим его воде, – решительно ответил он. Видя, как округлила глаза северянка, пояснил: – Эта участь будет для него лучше, чем стать кормом для дикого зверья. Да и людоеды ходят поблизости. Нельзя, чтобы почтенный Эрб обрел вечные муки, попав в брюхо шарашу.

Немного подумав, девушка согласилась. Они вместе добрели до края утеса, Арэн положил тело на землю и осторожно подтолкнул. Печальный сверток лениво перекатился, сорвался с обрыва. Его встреча с водой ознаменовалась громким всплеском. Девушка всхлипнула, ее плечи поникли и часто задрожали. Арэн прижал Бьери к себе, погладил по спутанным волосам. Другого утешения у дасирийца не было. К тому времени, когда ее слезы высохли, Север окунулся в безлунную ночь.

В шуме волнующегося моря никто из северян не слышал всплеска воды, а Арэн всячески оградил Бьери от расспросов. Если Изначальному будет угодно покарать смертных за то, что сбросили тело в воду без надлежащего прошения и ритуала, то они примут кару. Но поднимать шум в лагере, который только-только зазвенел радостными детскими голосами, Арэн не собирался. Ожидание смерти, напомнил себе дасириец, крепче и страшнее самой смерти.

Тот, кто не знает, крепче спит.

Наконец-то Берол.

Хани вздохнула полной грудью, как только ступили за ворота. Воздух, крепкий от запахов свежего хлеба и жареного мяса, тянул за нос. И, хоть с ним смешивалась еще и вонь нечистот, этого было недостаточно, чтоб испортить сладкое чувство возвращения.

Солнце еще не поднялось.

Дорога с шамаи и правда заняла куда меньше времени, чем они бы затратили, двигаясь верхом на единственной кобыле. Бурые пустоши в это время были бурыми лишь в названии. Голубой лед покрывал всю низину, которая лежала в чаше между холмами. Воздух звенел в ушах Хани многоголосыми колокольчиками, когда Талах нес ее над просторами, сверкающими в свете дня радужными бликами. Когда приходила оттепель, вода в низине таяла, набиралась глиной и песком из недр земли, отчего долину и прозвали Бурой. Столетние старцы говорили, что когда-то на этом самом месте было озеро, чистое, как слеза, и полное рыбы. Хани помнила лишь грязную гать, поросшую редкими деревцами и ягелем.

Башня Белого шпиля острой иглой пронзала полные снега небеса. Еще с половины пути Хани видела путеводный свет ее вершины: Ярость севера многие годы освещала просторы столицы и окрестных земель.

Город еще дремал. Улицы в Бероле были под стать северному нраву его жителей – прямые, широкие, вымощенные грубым камнем. Дома тесно жались друг к другу, переулки между ними были подчас такими узкими, что и руку не раскинуть. Столица Кельхейма никогда не славилась пышными изваяниями и вычурными статуями. Каменный город молчаливым исполином лежал на заснеженной равнине у подножья горного кряжа, за которым к югу тянулись равнины и леса, а еще дальше начинались земли Горных племен. Здесь знали цену крепкому камню и не тратили его почем зря, укрепляя городскую стену и Бруран – горный замок Белого сьера.

– Здесь и воздух слаще, – произнес Талах, шагая рядом с Хани.

Близнецы сменили обличье, как только до городской стены оставалось несколько сотен шагов.

– Ненавижу города, – в противовес брату сказал Эрик. – Огонь, дым – глотку режет, и дышать нечем.

– Просто мой брат не любит собак – они его запах чуют за сто шагов. Облают всего, почем зря, – пошутил Талах и лицо его просветлело. Он заглянул в глаза Хани, озадачился. – Тебя что-то беспокоит, эрель?

Северянка кивнула. Она любила столицу. Любила те времена, когда они всей семьей приезжали на ярмарку, и отец, не жалея серебра и золота, скупал все вокруг. Она помнила, как провела ночь у своей тетки в Белом шпиле, как делала вид, что спит, а сама потихоньку прокралась в главный зал и долго-долго смотрела в Ледяное зеркало, надеясь увидеть там далекие земли. Любила вспоминать даже трепку, которую устроила фергайра Брия, когда нашла ее утром спящую прямо на скамье.

– Мне нужно в башню Белого шпиля. – Она постаралась, чтобы голос звучал ровно. Рядом с теми, кто добровольно отдал свое тело зверю и обрек себя на раннюю смерть, ее собственные горести казались незначительными. – Я должна убедить фергайр повернуть Зеркало на юг, но, кажется, знать не знаю, что им сказать.