По мере уменьшения расстояния до основного корпуса палитра звуков расцветала новыми деталями. Уже можно было разобрать несущиеся отовсюду крики и ругань на английском, немецком и — наиболее богато — великом и могучем. А у сквозного прохода трёхэтажной жилой пристройки к основному офисно-развлекательно-торговому корпусу — первые «бывшеживые». Не замечая ничего, араб-уборщик и ребёнок лет пяти увлечённо едят женщину. У араба шея слева разорвана, у ребёнка загривок и кусок кожи спины выдран так, что позвонки и лопатка видны. Оба в крови… Неприятное зрелище. Сзади шёпот: «На три-четыре: я — араба, ты — дитё! Три! Четыре!» Недолгий топот, свист-бум-тюк-шлёп. И блёв дуэтом полупереваренным «Свордом» на араба с набитым ртом и недоеденную женщину — ребёнок с расплющенной головой отлетел метра на два.
Отплевались, оттрясли головами, отматерились шёпотом. Оглядели, гадливо морщась, покойников. Воняют химией какой-то, бледные, словно кровь им спустили, глаза мутные. А так — вроде люди как люди. Что за хворь, откуда? «Эболу» [3] Вирус Эбола или просто Эбола — вирус, вызывающий геморрагическую лихорадку Эбола.
со СПИДом скрестили и на волю выпустили? Правильно кто-то у Стругацких вещал, что всё зло — от грамоты, братья! Напридумывают херни в своих демиургических припадках, а простым людям потом страдай, мозг пылающий напрягай, как из этой поперёкжопицы живым и невредимым выкрутиться.
— Саш! А ты чего вдруг раскомандовалась?
— Так от тебя приказов не слышно! И, кстати, ты служил?
— Слово «служил» мне не нравилось никогда. Долги Родине отдавал, было дело.
— И в каком звании?
— Рядовой.
— Тогда так, рядовой! Я — капитан, так что…
Ага… «Я — адмирал, вы, доктор, — судовой врач, а Джим Хокинс будет юнгой…» [4] «Остров сокровищ», Роберт Льюис Стивенсон
Щас!
— Вот что, КАПИТАН! Улыбнитесь! Командовать охота — командуйте! Найдите себе личный состав, сестру привлеките, в расположение вернитесь — как угодно! Мной — не надо. И мне не надо, и вам. Хорошо? Я, по крайней мере, на территории отеля ориентируюсь лучше и что и как знаю, «как здрасьте!». Так что либо мы Саша и Петя, либо вы с сестрой — капитан и призванная, а я уж как-нибудь сам, в гордом одиночестве.
Дальнейшая дискуссия на тему субординации прервалась близкой автоматной очередью. Враз стало как-то неуютно. Не-е, я лично обожду под пули лезть.
— Саш! Пойдём-ка к бассейнам прогуляемся, а то пристрелят ненароком…
— А это куда?
— Сейчас по стеночке вдоль корпуса в сторону моря, мимо аквагорки — и вот уже и бассейн.
— Давай!
Пока шли по прохладному проходу мимо дверей номеров, отдаляясь от становящейся заполошной стрельбы, всё было относительно тихо и безлюдно. Добрались до аквагорки — опять кто-то кого-то жрёт! Трое — одного! Тощая девица в одних трусах, бабулька — божий одуванчик и местный охранник прямо на разложенных на продажу ковриках местного производства обедали продавцом этих самых ковриков.
— Саш! От утюжка проку мало! Я постараюсь их отоварить, а ты спину прикрывай!
И, не дожидаясь ответа, вышел из тени на горячий даже через высокую подошву ботинок бетон дорожки.
Крепкие всё-таки стулья закупали хозяева отеля! И саморезы качественные! Охраннику прилетело сверху-справа в голову, девице — обратным ходом снизу-слева, оба валятся, как подрубленные, а бабулька даже не отвлеклась! Тогда на тебе, привет от потомка Раскольникова! Саша, подбежав, тюкнула девицу — как оказалось, одногрудую — утюгом в лоб.
— Зачем? Контроль?
— А ты не заметил? Мёртвые челюстью не шевелят!
Вот, блин! Какие-то сверхвыносливые мертвяки!
— Саш, погляди вокруг, я охранника пощупаю на предмет трофеев!
Охранник-обжора оказался богатым на трофеи. Заморачиваться не стал, а, расстегнув поясной ремень и обрезая петли на штанах, освободил его со всеми взрослыми игрушками — дубинкой, фонарём, баллончиком, наручниками и кобурой. Трофей протянул Саше.
— Военный! Вот тебе новое табельное оружие! Носи с честью!
— А сам?
— У меня дубина есть пока. А с пистолетами я не очень, точнее, совсем никак. Вот «калаша» не отдал бы.
— Ну-ну. Гос-споди, доберёмся до Москвы…
— Что тогда?
— Я тебе все твои подколки сторицей верну!
Вспомнив заявление Алёны двухчасовой давности, я захихикал, представляя, как Александра поджигает дом, затаскивает в него осёдланного и ржущего меня, а потом выносит на плечах. Реально, нервы — никуда! Ржал, аж дубину выронил, не обращая внимания ни на что — ни на жару, ни на, так сказать, антураж.
Читать дальше