Василий Московский - Адам

Первое, что Ворона почувствовала, когда очнулась – это странную, скользящую свежесть на лице, предплечьях и кистях рук. Будто бы по ним проводили тонкой, воздушной вуалью прохладного шёлка. Было приятно. Что-то едва слышно потрескивало. Слышались шаги. Она лежала на чём-то мягком. Голова явно покоилась на самой настоящей подушке. Тело, по грудь, укрывало пуховое одеяло, тёплое и уютное.

Она шевельнула рукой. Рука попала во что-то мягкое и тёплое. Шерсть. Шерстяной комок заворчал, зашевелился. Ракета! Енот осторожно наступил лапками ей на плечи и облизал лицо – радовался, что она проснулась.

Ворона разлепила глаза. Увидела над собой скуластую мордочку в маске со стоячими заострёнными ушками, слегка шевелящийся влажный чёрный нос и чёрные бусинки глаз. Девушка улыбнулась, с трудом подняла перебинтованную руку – тело было как не своё, – и почесала друга за ушком, с наслаждением погрузив пальцы в длинный мех.

Было уютно, тепло, хорошо. Так бы лежать, и не вставать никуда.

Но тут, Ворону будто бы окатило ледяной водой, смывая остатки ленивого оцепенения. Она глубоко вздохнула, попыталась встать, но не смогла – мышцы одеревенели и утратили всякую силу. Она лишь смогла беспомощно застонать. Она лежала на простой железной кровати со спинками из тонких прутьев, какие были в древних домах. Лежала в дальнем углу небольшой комнаты, освещённой бледным дневным светом, льющимся из окна напротив, прикрытого лишь лёгкими занавесками. С потолка свисали пучки ароматных трав. В дальнем углу, справа от тяжёлой двери, в специальном, обложенном плиткой, месте, стояла буржуйка. В ней полыхали поленья.

Ворона с ужасом поняла, что она лежит совсем голая, не считая, майки и трусов, лишённая малейшей защиты от всепроникающей радиации и ядов, оставшихся с Апокалипсиса. На смену ужаса пришло немое отчаяние. Ну, вот и всё! Наверняка уже нахлебалась! Сейчас начнётся чудовищная интоксикация организма, а волосы, зубы и ногти будут выпадать вместе с ошмётками обожжённой и вздувшейся кожи и плоти! Будет усиливаться сводящая с ума боль, она ослепнет и будет биться в конвульсиях и безудержной рвоте…

И ничто теперь её не спасёт!

И кто такое с ней сделал? Тот ли это странный парень – последнее, что она помнила после лютоволков.

А Ракета – ничего! Сидит себе, смотрит на неё своими проницательными глазками, мол, ты чё дёргаешься, дорогуша?! А раньше он её зубами и лапами оттаскивал от опасных мест, и не давал идти туда, где фонило сильно.

– Да ты не бойся, маленькая! – услышала она ласковый женский голос совсем рядом. – Тут всё чисто. Вон, даже трава и деревья растут нормально.

Ворона обернулась. И, на мгновение, онемела от накативших на неё чувств. К ней подошла женщина с большой металлической кружкой в руках. Человек! Человек! Выживший! Сан Петрович был прав! Прав, когда говорил, где искать людей, которые могли ещё остаться! И прав оказался в своих расчётах и прикидках! А она ещё сомневалась! Верила, конечно, но сомневалась!

Сан Петрович был последним человеком, которого видела Ворона. Сама она думала, что, наверное, людей больше и не осталось вовсе в этом искорёженном ядерными взрывами, заразой и ядами мире. Тех, кто выжил в первых волнах Великой Скорби, или, как говорил Сан Петрович, Великой … шибанутости, добили радиация, голод, яды, болезни и…твари, невесть откуда появившиеся на смену старой флоре и фауне десяток лет спустя. Да даже и те жалкие остатки, которые надеялась найти Ворона, должны были представлять собою иное зрелище, чем эта дама, и жаться в подземелье, пытаясь обеспечить себе хотя бы смерть в относительном покое. А эта женщина хоть была немолода, но выглядела до странности хорошо. Первое, что бросилось в глаза – на ней не было ни защитного костюма, ни даже маски, защищавшей органы дыхания. Чистая, даже ухоженная (впрочем, и Ворона за собой старалась следить – просто, как символ того, что сдаваться она не собирается), со статной осанкой. Округлое лицо, изборождённое тонкой сеточкой морщин, улыбающиеся серые глаза так и лучатся теплом, от которого на душе становится хорошо. Русые волосы с прядками седины, забраны под алую косынку. Руки грубые, привыкшие к физическому труду, но женственные. На ней была потрёпанная серая телогрейка, надетая поверх тёплой кофты, серые же штаны и старые сапоги.

– Попей. Это бульон, – женщина поднесла ей к губам кружку с ароматно пахнущей жидкостью – от запаха в животе Вороны заурчало. Когда она в последний раз ела? Ракета не спускал с женщины недоверчивого взгляда, но к Вороне приблизиться позволил. Значит, опасности не чувствует, а за время, что проводила с ним Ворона, она поняла, что зверёк редко ошибается. – Ничего не бойся. Пей!