Виктор Тюрин - Цепной пес самодержавия (СИ)

Несколько часов пролетели как одна минута. Потом она долго приводила себя в порядок, а затем мы пили чай. Почти по-домашнему. Внешний мир снова исчез, оставив круг теплого оранжевого цвета, льющийся от абажура, аромат свежезаваренного чая, тиканье настенных часов и нежную улыбку самой красивой девушки на свете. В этой тихой, умиротворяющей обстановке было нечто хорошее, доброе, уютное.

Всю обратную дорогу девушка молчала и только когда мы оказались у ворот ее дома, она сказала: — Сережа, я просто не могла подумать, что ты можешь быть таким ласковым, добрым и чутким.

— Света, ты мое чудо. Мне было очень хорошо с тобой.

В ответ она мягко улыбнулась и сказала: — Мне надо идти. Поцелуй меня на прощанье.

Новый 1917 год я встречал в семействе Антошиных. Мое опасение, что будет много гостей, рассеялось сразу, стоило переступить порог дома. Не было слышно ни шумного веселья, ни выкриков, ни громкого смеха — обычных компонентов многолюдного праздника, а был слышен невнятный шум несколько голосов, негромкий смех и музыка. Кто-то играл на рояле и пел. Голосок был молодой и звонкий, но пел с душой, добавив слезинку в голос. Я прислушался.

— Гори, гори, моя звезда,

Гори, звезда приветная!

Ты у меня одна заветная,

Другой не будет никогда.

Сойдет ли ночь на землю ясная,

Звезд много блещет в небесах,

Но ты одна, моя прекрасная,

Горишь в отрадных мне лучах.

— Лизавета Михайловна, — уточнила горничная, заметив, что я прислушиваюсь. — С чувством поют. Позвольте вашу одежду, сударь.

Отдав пальто, шапку и перчатки, я поднялся наверх. В зале стоял богато накрытый стол, а в метре от него — пушистая елка, сиявшая праздничными свечами. Ее ветви были щедро увешаны самыми разнообразными игрушками, между которыми висели мандарины, блестели яркими обертками конфеты и матово отсвечивали сладкие марципановые фигурки. На верхушке сверкала большая серебряная звезда.

Оказалось, что на рояле играла Лиза. Увидев меня, она ударила несколько раз сильно по клавишам, вызвав мощные и громкие звуки, потом вскочила и подбежала ко мне с криком: — Дед Мороз! Дед Мороз! Он подарки нам принес!

— Здравствуйте, Елизавета Михайловна! А вот вам подарок, который не успел подарить к вашему дню ангела!

— Ой! Спасибо!

Под хруст разворачиваемой бумаги, я поприветствовал отца и дочь, которые до этого сидели на диване и разговаривали, а теперь встали и подошли ко мне.

— Добрый вечер, дорогие хозяева! Принимаете гостя?!

Только я успел перехватить радостно-счастливый взгляд Светланы, как раздался восторженно— радостный крик ее сестры:

— Папа! Света! Вы только посмотрите, что мне подарили!

— Какая прелесть!, — воскликнула Света, прижимая руки к груди, а хозяин только крякнул, глядя на пасхальное яйцо, усыпанное серебряными цветочками, где на каждом листике лежала капелька росы — бриллиант.

— Папа, подержи!, — она сунула футляр отцу и, открыв яйцо, снова закричала. — Ой! Смотрите! Какая красота! Внутри — серебряный ангелочек!

— Это Фаберже?, — спросил меня Антошин.

Я согласно кивнул головой. В ответ он укоризненно покрутил головой. Когда закончились восторги, я поинтересовался: — А что, больше гостей вы не ждете?

— На этот раз нет. Обычно Новый год мы встречаем с моим братом. Один год он к нам с семейством приезжает, а на другой — мы к ним едем, а тут перед самым праздником его младший сын подхватил простуду и поделился ею с папой, поэтому будем встречать, так сказать, в тесном семейном кругу. Прошу к столу, гость дорогой!

Потом был роскошный, уставленный яствами, стол с шампанским, вином и коньяком. К этому великолепию прилагался праздник, состоящий из смеха, тостов, пожеланий, шуток, и красиво расцвеченный бенгальскими фейерверками и салютами, запускаемыми с балкона. Для меня наступивший 1917 год был более знаменательным и волнительным годом, чем для большинства жителей России, ведь с его началом пошел отсчет новой истории России.

В начале третьего ушла спать Лиза, а еще через час — Михаил Антонович. Мы со Светой остались вдвоем.

Окато не считал, что праздники — это серьезный повод отлынивать от занятий, поэтому со 2 января мы приступили к тренировкам за одним единственным исключением — обоюдно пожелали друг другу счастья в новом году. Придя домой, я только успел выйти из ванной, как раздался звонок в дверь. Открыв, увидел на пороге Пашутина.

— Ты чего в ванной отмокаешь? Неужели вчера так набрался…?