Виктор Тюрин - Цепной пес самодержавия (СИ)

Несмотря на то, что император уверял меня, что питает, чуть ли не братские чувства к эрцгерцогу Карлу, массированный удар русских армий был нанесен рано утром 20 ноября, за день до смерти императора, прорвав оборону австрийцев в двух местах. Попытки генералов вернуть на следующий день утраченные позиции были сорваны неожиданным отказом венгерских войск, идти в наступление. Каким-то образом, узнав о смерти императора, венгры расценили это как шанс выйти из состава империи, попутно задав себе такой вопрос: зачем им нужно умирать за чужую страну, Австрию? Угрозы со стороны австрийцев силой принудить их наступать, лишь привели к тому, что венгерское командование пообещало, в случае вооруженного принуждения, вообще отвести войска с линии фронта в тыл. Именно поэтому новое наступление русских войск 21 ноября не только не встретило отпора, а наоборот, заставило стремительно отступать австрийские дивизии, так как венгерские части самовольно отступая, нередко оголяли фланги, что создавало прямую угрозу окружения. Когда примеру венгров последовали некоторые чешские части, австрийский генеральный штаб был вынужден отдать приказ отступать по всей линии фронта. Приемник Франца Иосифа Карл I, вступив на трон, оказался перед перспективой полного развала армии, но только он это успел понять, как спустя несколько дней неожиданно вспыхнуло восстание в Будапеште, поддержанное венгерскими частями, и теперь перед ним встала более страшная опасность — раскол империи. Попытки остановить наступление противника ничего не только не дали, а только усугубили положение. Планомерный отход стал постепенно превращаться в беспорядочное отступление, а временами и в паническое бегство, при котором войска бросали артиллерию, оружие, боеприпасы, фураж.

Карл I понимал, что если ничего не предпринять прямо сейчас, то через пару недель у него не будет ни армии, ни империи. В Петербург был срочно отправлен специальный посол, но было уже поздно — парламент Венгрии расторг унию с Австрией и провозгласил независимость страны в Будапеште. Чешские войска хоть и остались верны присяге, но при создавшемся положении уже не могли считаться австрийскими генералами благонадежными, а значит, рассчитывать приходилось только на самих себя. Понимая бессмысленность сопротивления, австрийцы отходили вглубь страны, а русские армии тем временем стремительно растекались по территории Австро-Венгерской империи. Вдобавок ко всему поражения на фронте и выход из состава империи Венгрии заставили скрытое недовольство чехов вырваться наружу. Иной раз недовольство чешских солдат переходило в открытые бунты, поэтому в создавшейся обстановке решать надо было прямо сейчас и наследник Франца Иосифа отдал приказ своему полномочному представителю заключить мир с Николаем II на любых условиях. Спустя сутки после подписания соглашения о мире российский главный штаб получил приказ: прекратить наступление. Капитуляция стоила Карлу I Галиции, Буковины, а так же половину Словакии, и это не считая выплаты большой денежной компенсации. Россия радостно и торжественно чествовала победу над Австро-Венгрией грохотом пушек и звоном колоколов. Царь давно так не был счастлив. Он был рад и горд за свою армию. Я знал, что тайный мир с Германий до сих пор давил на его совесть, но теперь после молниеносного разгрома Австро-Венгрии с его души словно спала большая часть этого тяжелого груза.

Если российские газеты и свободная европейская пресса живо и открыто откликнулись на победу русских армий, то журналисты Англии, Франции и Америки, стараясь приуменьшить военные заслуги, писали, лишь в одном ключе: доставшаяся России легкая победа это плата Германии за ее предательство по отношению к союзникам.

" Думайте, что хотите. Победителей не судят, — сразу подумал я, узнав об этом из газет, лежа в госпитале. — Хм. Все же Романов прислушался ко мне, хотя при этом сделал по-своему. Впрочем, главное — результат".

Лежа в госпитале мне только и оставалось, что развлекаться чтением газет и приемом посетителей. Несмотря на то, что пуля прошла навылет, рана оказалась плохая, тяжелая, поэтому первые несколько дней я провел в горячке, в бреду. Мне казалось, что я снова лежу, прикованный к кровати неизлечимой болезнью и медленно умираю. Временами, вырываясь из забытья, я понимал, что это только горячечный бред, успокаивался, чтобы потом снова провалиться в черную глубину кошмаров. Придя в себя на третьи сутки, я наконец смог познакомиться со своим лечащим врачом. Леонид Львович Полонянин, несколько полный мужчина, имел грустные и все понимающие глаза святого с иконы, красивую окладистую каштановую бородку, ухоженные усы а-ля Николай II и чеховское пенсне. Спокойный, неторопливый, как в мыслях, так и в действиях, он обладал большим практическим опытом и не менее большим грузом знаний. Осмотрев рану и убедившись, что температура спала, он как бы невзначай спросил значения некоторых слов, которые я, очевидно, выкрикивал в бреду. Пришлось снова врать, сваливая все на ранение головы.