Виктор Тюрин - Цепной пес самодержавия (СИ)

— Ваше благородие… — раздался робкий голос солдата. Ему очень хотелось знать, правильно ли он поступил, но вместе с тем боялся, что застрелили не того человека. Тогда трибунал, суд и…

— Вы все сделали правильно. Как зовут?

— Степан… Рядовой Кувалдин, ваше благородие!

— Отметим тебя, рядовой.

— Рад стараться, ваше благородие!

На лице солдата расползлась счастливая улыбка. Развернувшись, я пошел к пепелищу. Мимо меня, в сторону складов, пробежало несколько солдат. Подойдя к сгоревшей конюшне, я увидел, как двое солдат пытаются разжечь костер, а в двух шагах от них лежало три тела. На бревнах пристроили два фонаря, и хотя они давали неяркий свет, можно было разглядеть, кто лежит. Два жандарма и молодой парень с искаженным предсмертной мукой лицом. Не успел я отвести от них глаз, как услышал протяжный стон тяжелораненого и чей-то негромкий голос: — Ваше благородие, чуточку потерпите. Сейчас дохтур придет.

Ко мне подошел Пашутин: — Что там?

— Часовой на посту, по фамилии Кувалдин, убил боевика.

— Кувалдин. Запомню. Идем, кое-что покажу.

— Погоди, — я кивнул головой в сторону снова прозвучавшего стона. — Ротмистр?

— Он. Дурак. Вместо того чтобы сидеть тихо, решил героя изобразить. Полез с двумя жандармами искать ход в подвал. Ну и нарвался на бомбу. Хитро придумали, сволочи. Бомба рванет, а они тем временем в бега подадутся. У них почти получилось.

— Жить будет?

— Не знаю. Глаз вытек, а на лице живого места нет. Идем к подвалу.

Мы подошли к чудом сохранившемуся углу сгоревших конюшен. Среди откинутых в сторону обломков обгоревших бревен за откинутой крышкой люка темнел провал в земле. Над ним сейчас стоял подпоручик в окружении троих солдат, державших на вытянутых руках фонари, и вглядывался в темноту.

— Ну и что там?, — спросил я, подходя к офицеру.

Тот выпрямился, затем повернулся ко мне: — Считаю, что нужно вызвать саперов. Один раз рвануло, так и второй раз рвануть сможет.

— Осторожность не повредит, — согласился я с ним, затем отошел в сторону. Ко мне подошел подполковник. Даже слабого света хватало, чтобы увидеть злость и неудовольствие на его лице. Погибли люди. Есть раненые. Пусть даже в этом больше вина ротмистра, но ответственности с Пашутина, как старшего, никто не снимал. К тому же было видно, что он переживает душой за гибель людей.

— Есть еще раненые?, — спросил я его и тут же увидел, как Пашутина словно передернуло от моих слов.

— Два солдата и жандарм.

— А где те двое, которых мы взяли?

— Их сейчас в чувство приводят, — недовольно буркнул Пашутин.

Несколько минут мы простояли в ожидании, пока двое жандармов не притащили одного из пленных боевиков.

— Очнулся?, — спросил одного из конвоиров подполковник.

— Так точно, ваше высокоблагородие! Даже дергаться пытался!

Я вгляделся в его лицо, и оно мне почему-то показалось знакомым. Не выдержав моего взгляда, боевик отвернулся и стал смотреть куда-то за мое плечо.

— Дайте сюда, фонарь, — попросил я.

Пашутин посмотрел на меня, но ничего не сказал. Подошел солдат с фонарем.

— Свети ему в лицо!

Как тот не прятал лицо, пары минут мне вполне хватило, и я довольно усмехнулся.

— Похоже, одну,… нет, две загадки я решил.

— Может, в таком случае поделишься?, — спросил меня недовольным голосом Пашутин.

Правда, сейчас в нем немало было и любопытства. Услышав мои слова, к нам подошел подпоручик и вежливо спросил: — Я не буду лишним, господа?

— Тут нет никакой тайны. Вы слышали, что на складе убили жандарма?

— Да. Краем уха. И что сторож сбежал, тоже слышал.

— Этот парень, что стоит перед вами, какой-то родственник сторожа, по фамилии Пешков. Он и был глазами товарищей революционеров. Посматривал по сторонам: нет ли кругом подозрительных людей. Еду приносил, газеты, рассказывал о том, что делается в городе. Не удивлюсь, что именно беглец в свое время нашел подвал, после чего сообщил про него своему родственнику, а тот, я так понимаю, рассказал Арону. Так и появилось у них тайное место. За это сторож имел хорошие деньги и не интересовался чужими делами, а стоило ему узнать, что они не просто разбойники, а цареубийцы, понял, что ему теперь прямая дорога на виселицу. Терять ему было нечего, и поэтому он пошел на убийство. Кладовщик, мне так думается, просто испугался и сбежал. Пока это все.

Пашутин до этого стоящий в стороне и внимательно меня слушавший, сделал несколько быстрых шагов к боевику и какое-то время зло и цепко смотрел тому прямо в лицо.