Виктор Тюрин - Цепной пес самодержавия (СИ)

Обойдя солдат, я подошел к складской двери. В глубине склада на одной из опор висел фонарь, свет от которого давал возможность увидеть, что склад на треть был завален какими-то мешками, а перед ними лежало неподвижное тело. Я быстрым шагом подошел к нему. Это был жандарм, лежащий в луже крови. Наклонившись над ним, увидел, что у того разрублена голова, а рядом лежит окровавленный топор. Быстро огляделся вокруг. Никого и ничего. Ко мне тем временем подошел Пашутин. Бросив взгляд на мертвое тело, нахмурился, затем, ничего не говоря, резко развернулся и быстро зашагал обратно к двери. Я вышел вслед за ним. Остановившись рядом с жандармом, который стоял около двери с солдатами, он приказал: — Остаешься здесь. Никого не пускать. Вы двое! На свой пост! Живо!

— Слушаюсь, ваше высокоблагородие!, — отрапортовал вытянувшийся жандарм.

— Слушаюсь, ваше высокоблагородие!, — повторили за ним солдаты, а затем, сорвавшись с места, побежали на свой пост.

— Идем, Сергей!, — позвал меня Пашутин и сам торопливо зашагал в темноту.

Мы шли к месту засады, вот только зачем? Только мы миновали помещение склада, и вышли на пустошь, как к нам подбежал жандарм. Вытянулся.

— Ваше высокоблагородие! Господин ротмистр прислал узнать, как…

— Оцепили?, — резко оборвал его подполковник.

— Так точно, ваше высокоблагородие.

— Идем, проводишь.

— Слушаюсь!

Не успели мы пройти и половины пути, как неожиданно в темноте ударил столб пламени, а затем раздался грохот. От неожиданности мы все трое замерли на месте. В эту самую секунду раздались крики и стоны, которые были заглушены несколькими ударившими вразнобой винтовочными выстрелами.

— В кого это они?, — растерянно произнес жандарм. Он выхватил из кобуры револьвер, и оглянулся на нас, ожидая приказа: бежать вперед или стоять. Я ничего не понимал и, судя по застывшей неподвижно фигуре подполковника, он тоже не знал, что делать.

— Отставить! Прекратить стрельбу!, — раздался издали голос подпоручика. — Зажечь фонари!

Около десятка фонарей вспыхнуло, сразу обозначив в темноте человеческие фигуры. Было видно, что кто-то из них наклонился над ранеными, остальные настороженно вглядывались в темноту, поводя оружием.

"Ловушка… Может они где-то… — мысль не успела толком созреть, как вдруг раздались выстрелы со стороны сгоревшей конюшни. Выпустив с десяток пуль в подсвеченных фонарями солдат и жандармов, боевики вызвали среди них панику и переполох, заставив одних бессмысленно метаться, а других залечь, вжавшись в землю или спрятавшись за остатками стен. Кто-то дико кричал от боли.

— Потушить фонари!, — раздался несколько запоздавший приказ подпоручика. — Первое отделение ко мне! В шеренгу! Приготовиться к стрельбе в сторону сгоревшего здания!

— Ложитесь, а то и нас подстрелят, — шепнул я и сам подал пример, быстро улегшись на мокрую, холодную траву. В следующий миг уши как-то сами собой выхватили из общей сумятицы, приближающийся к нам, топот ног. Их почти сразу заглушил нестройный винтовочный залп, но уже в следующий миг стали видны две бегущие на нас темные фигуры. Десять метров. Я увидел, как один из них оглянулся и чуть приотстал. Пять метров. В следующее мгновение я вскочил на ноги. Боевики просто не успели осознать появления, внезапно выросшего перед ними, и уж тем более среагировать на молниеносные удары.

— Подпоручик, отставить стрельбу!!, — закричал вскочивший на ноги Пашутин. — Оцепить…

Договорить ему не дал громкий крик одного из часовых, оставленных на складах: — Стой! Стрелять…!

Его крик оборвал револьверный выстрел. В ответ ударили из двух винтовок. Раздавшийся дикий крик смертельно раннего человека, резко оборвался.

— Подпоручик!! Оцепить сгоревшие конюшни!!, — снова закричал Пашутин.

— Я к складам, Миша.

— Иди!

Уже подходя к посту, я крикнул: — Не стрелять! Свой!

Стрелками оказались старые знакомые, поднявшие шум в первый раз. Сейчас они мялись, переступая с ноги на ногу, с испуганно-несчастными лицами. Я еще тогда обратил внимание на то, что это совсем молодые парни, видно совсем недавно призванные в армию.

— Что случилось? Только кратко.

— Так это, ваше благородие, он бежит,…а ему кричу…

— Это я понял. Дальше.

— Тут он стрельнул. Ну,… и мы стрельнули.

Отвернувшись, я подошел к телу, лежащему навзничь, затем нагнулся. Молодой мужчина, лет тридцати, с худым лицом, смотрел в темноту невидящим взглядом. На светлой рубашке, выглядывавшей из-за короткого расстегнутого полупальто, было видно большое темное пятно. В правой руке был зажат револьвер.