Виктор Тюрин - Цепной пес самодержавия (СИ)

На следующий день мы с Безруковым поехали на просмотр нашего номера. К нашему удивлению, мы не провались. Нас очень хорошо приняли и предложили выступать два раза в неделю. Пришлось сделать вид, что сильно обрадовались и со счастливыми лицами заявили, что прямо с самого утра приедем подписывать контракт. Выйдя, мы посмотрели друг на друга и рассмеялись.

— Если мы, как агенты, провалимся, то пойдем работать актерами, — пошутил я по поводу нашего неожиданного зачисления в труппу театра-варьете, на что Сухоруков весело расхохотался.

Мы снова побродили по городу, пообедали, потом вернулись в гостиницу и стали ждать Пашутина. Пару часами позже — стук в дверь и новая неожиданность. Полковник, прямо с порога заявил, что мы идем на вечернее выступление в один из кафешантанов Берна.

— Ур-ра! Идем по девочкам!, — весело заорал Сухоруков.

— Если бы, — пробурчал разведчик. — Посидите пару часиков, выпьете по кружечке пива… и посмотрите на особу, которую с завтрашнего дня нам придется охранять.

— Кто такая?, — спросил я.

— Мария Леопольдовна Закревская. Певица.

Кафешантан. Плюшевые портьеры, полтора десятка столиков, небольшая сцена. Правда, интерьер мне не понравился — все выдержано в свете модернизма. Стены были изрисованы разноцветными квадратами, кругами и ромбами, но хуже всего смотрелся, по моему мнению, ярко-розовый занавес, закрывавший сцену. Он был весь испещрен различной величины синими квадратами. Воздух этого заведения был просто пропитан смесью табака, дешевых духов и алкоголя. Димке, в отличие от меня, здесь нравилось.

— Знаешь, Сергей, в этом месте есть нечто порочное и притягательное. А тебе как?

В ответ я только пожал плечами. После нескольких номеров конферансье, выйдя в очередной раз на сцену, объявил:

— Наконец, вы дождались своего часа, господа и дамы! Для вас сейчас будет петь несравненная мадемуазель Мими!

Зал тут же взорвался овациями. В следующую секунду занавес раздвинулся, и нашим глазам предстала молодая женщина. У нее были большие глаза, пухлые губы и детская непосредственность девочки-подростка, но стоило мужскому взгляду скользнуть по глубокому вырезу ее высокой груди, крутым бедрам или стройным ножкам, как мысли сразу начинали стремительно скользить в греховном направлении. Певица, в которой сочеталось очарование девочки и порочно-красивой женщины, легко срывала аплодисменты, а уж от восторженных криков дрожал в зале воздух. Дмитрию там так понравилось, что мне с большим трудом удалось его оттуда увести.

Мозг еще находился во власти полузабытья, но часть сознания уже проснулась. Этому фокусу я научился еще в той жизни, лежа в палате, готовясь к отражению боли, которая должна была скоро пробиться через барьер обезболивающих лекарств, но она не пришла, как и не было больничной койки. Вместо нее был мягкий диван, а к нему — перестук вагонных колес. Скованные руки и негромкий разговор на немецком языке, все это дало мне понять, что меня куда-то везут в качестве пленника. Прокачал свои ощущения. Виски и затылок прилично давило, во рту было противно и сухо, но, в общем, особых проблем не было. В том, что с нами произошло, догадаться было несложно. Нас усыпили, добавив снотворное в завтрак, который мы заказали в номер. По крайней мере, как я ел помню, а вот дальше…

"Что у нас получается? Хм. А получается у нас предательство. Пашутина посылают в Швейцарию. Он берет с собой меня и тут нас накрывает немецкая разведка. Сразу! Судя по тому, что целью стал я, капкан был поставлен именно на меня. Но как они могли знать, что я поеду с Пашутиным? И самый главный вопрос: зачем немцам подсылать ко мне убийц?, — я еще пару минут поразмышлял над этой головоломкой, но в голову ничего так и не пришло, поэтому я ограничился промежуточным выводом. — Что-то тут не вяжется".

На тему, что случилось с Сухоруковым и Пашутиным, я просто не стал думать. Моей первоочередной задачей было избавление от охраны и возвращение обратно в Берн.

Оставалось выждать момент.

"Жди момента. Дай противнику, почувствовать свое превосходство и когда он утратит бдительность — атакуй".

И я стал ждать. Спустя какое-то время в дверь купе постучали условным стуком. Один из немцев встал и открыл специальным ключом дверь. Кто-то вошел, закрыл за собой дверь и что-то сказал. Судя по тону, он отдал какой-то приказ. Один из охранников коротко и лаконично отрапортовал. Тут было два варианта развития событий. Охранник либо сообщил, что все в порядке, либо, что он все выполнит. Затем его начальник вышел из купе, дверь была закрыта, но охранник не сел, а вместо этого подойдя к столику, начал что-то делать. Еле слышный металлический лязг, какой-то неясный шум и вдруг раздался характерный хруст стекла, который все мне объяснил — мне собирались ввести новую дозу снотворного. Один из охранников откинул плед, затем наклонился надо мной и… Неожиданность нападения и секундная растерянность охранников свели на нет все их преимущества, а вот с соблюдением тишины вышло не совсем хорошо, так как второй охранник умер не сразу. В любом случае ему надо сказать спасибо, он тоже пытался соблюдать тишину, и захрипел уже в бессознательном состоянии, будучи в агонии. Последующие несколько минут я выворачивал карманы охранников, ища ключ от наручников. Он нашелся в жилетном кармане второго охранника. Не успел я освободиться, как раздался условный стук в дверь. Найденным до этого специальным ключом я открыл дверь. При виде меня, стоящий в проеме двери, человек замер, не веря своим глазам. Этого короткого замешательства мне хватило, чтобы молниеносно втащить его в купе. Закрыв дверь, я обыскал его, но ничего интересного не обнаружил.