Сергей Булыга: Правило правой руки (сборник)

И это совершенно правильно! Потому что Старик уже ползет по дну, сопит, моргает от волнения, высматривает жертву. Вода в реке желтая, мутная. Старик крадется долго, терпеливо.

Он, кстати, никогда не мстит. Он не старается поймать того, кто больше всех над ним смеялся – зачем? Он ловит только незадачливых, больных и нерасторопных. Прижимается брюхом ко дну, упирается лапами, ждет, а после медленно приподнимает хвост… и бьет им по воде! И прыгает! Хватает жертву, рвет ее на части и тащит ко дну! Вот и всё. Испуганное стадо в тихом ужасе отпрянет от воды и округлит глаза…

А желтая и мутная река уже спокойна. Стрекочут цикады, кричат попугаи, по мелководью бродят фламинго. Старик лежит в прибрежной заводи – там приятная тень от тростника – и смотрит на красивых птиц. И ждет, когда опять проголодается.

Ну а сегодня он не тронет никого. Хоть он уже сильно голоден. Но пусть они пьют. Все, сколько в кого влезет! А он пока что отдохнет и приготовится – как следует. Ведь то, что он сегодня затеял… Да это просто безумие! Но он не может этого не сделать! Вот почему он сегодня так по особенному замер. И волнуется. И терпеливо ждет…

Но время шло, а враг не появлялся. Солнце уже взошло в зенит и палило нещадно. Старик задумался… и вспомнил: так жарко ему было только тогда – в тот самый первый день, когда он вышел… да, вот именно – вышел на этот свет! Ткнул носом, пробил скорлупу и вывалился из нее на песок. Песок был горячий, он вскрикнул от боли и побежал, побежал, побежал – вниз, к воде. Лапы горели, глаза застилало огнем, он торопливо прыгнул в воду и уже только потом осмотрелся. Широкая и мутная река, крутой берег, поросший высокой и редкой травой, и бледное, как будто выцветшее небо – вот все, что он тогда, в свой первый день увидел.

А что было потом? Да ничего с тех пор не изменилось! Все тот же берег, те же облака. Только он постарел, стал мудрее. Он теперь точно знает, кто он такой и кто все такие. Так что, если они хотят, то пусть и дальше обзывают его Зеленым Бревном, пусть распускают небылицы о его жестокости и жадности, пусть кричат, что хотят. Только не им его учить и осуждать. Он занят тем и только тем, что ему повелела Природа. Как, кстати, и они, все прочие. Только одних она создала для того, чтобы они летали в небе и поедали мошкару, других чтобы паслись в саванне, а третьих чтобы плавали в воде и содержали ее в чистоте. Одни охотятся, другие убегают, а третьи, как, например, он, следят за справедливостью. Он и сейчас за ней следит. И как только он заметит, что на реке происходит что-то такое, чего происходить не должно, он сразу же…

Хоть это безумие! Так что если в нем осталось хоть немного здравомыслия, он должен немедленно уплыть на тот берег, лечь в тину, зажмуриться и сделать вид, будто он ничего не замечает.

Но он ни за что так не сделает! Он, как только заслышит его, сразу глубоко вздохнет, наберет побольше воздуха, оттолкнется хвостом и осторожно, без лишнего шума, нырнет. А когда враг зайдет в реку, Старик даже в желтой и мутной воде издалека различит его толстые грузные ноги. А потом только бы решиться! А то шесть дней тому назад, стыдно вспомнить…

А вот вспоминается! Шесть дней тому назад враг в первый раз пришел сюда. Остановившись на высоком берегу, он поднял хобот и затрубил. Ого! Сразу почуяв неладное (слоны по одному не ходят!), Старик затаился и стал наблюдать. Слон еще раз протрубил, и звери, бывшие на водопое, расступились. Слон, продолжая трубить, стал спускаться к воде – но не по тропе, как все, а напролом, через кустарник. Мотая хоботом и поддевая ветки бивнями, топча огромными тяжелыми ногами, слон уже не трубил, а кричал, и голос его то и дело срывался на визг. А спустившись к воде, слон и не думал пить, а двинулся вдоль берега, взбивая ил и поднимая брызги. Звери, не выдержав, бросились прочь. А слон, зайдя по брюхо в воду, мотал огромными ушами и громко, надсадно ревел. Когда ему и этого казалось мало, он оглушительно топал ногами и злобно-быстро-истово бил по реке хоботом. А что Старик?

А Старик тогда просто лежал и смотрел на слона. Он уже догадался, что это бешеный слон-одиночка. Старик такого раньше никогда не видел, только слышал. А теперь он это видел, и ему было очень неприятно. Старик привык, что здесь, на водопое, только он один наводит страх. Хотя – так тогда думал Старик, он и сейчас так думает – страх, наводимый им, полезен и естественен: он заставляет зверей быть чуткими, ловкими, быстрыми. Ведь Старик карает только нерадивых, то есть худших, а лучших не трогает. А бешеный слон готов убивать всех подряд. Это несправедливо. Добра и зла должно быть поровну. Слон этого не соблюдает, значит, слон должен умереть. Старик должен убить слона!