Гусарские радости всем известны, мы их пересказывать не станем. Скажем лишь только, что более всех прочих почитали светлейший радости дуэльные и ломберные. Но… Вот, к примеру, дуэль. Иные станут в двадцати шагах и стреляются насмерть. Зачем? Светлейший до такого никогда не опускались. Они в дуэльном деле до такого мастерства дошли, что вражескую пулю влёт сбивали. Раз, два, три, тринадцать раз собьют, весь порох изведут, извинятся:
– Пардон, пардон! – сядут в коляску и уедут.
У них для дуэлей специальная коляска была, при коляске жеребчик, Огольцом звали. Это, значит, в честь генерал-полицмейстера графа Огольцова. Они его шибко не любили.
Ну-с… Ну а теперь ломберные дела. Съезжались к светлейшему господа все как на подбор бравые, хваткие и до того отчаянные, что спаси и сохрани Кипятон-заступник! Соберутся, в зале закроются – они к ломберу лакеев никогда не брали, сами себя шампанским обносили, – закроются, и пошла игра! С полуночи до полудня только и слышно:
– Жу-жу-жу! Жу-жу-жу! – спорят, надрываются.
То есть всё как и положено. Но вот что удивительно: никогда после этих застольных баталий светлейший ни в выигрыше, ни в проигрыше не бывали. И это меня… Гм! И это дворню тревожило: не может того быть, чтобы такой отважный герой играли по маленькой. Нечисто здесь, ох как нечисто! И всё же никто из дворни к графу Огольцову с доносом не бегал, потому как любили светлейшего за их справедливый нрав и полное попустительство в хозяйственных делах.
Вот-с… И вот однажды поутру, лишь только гости разъехались, стоят светлейший у окна и столичную жизнь сквозь лорнет наблюдают.
Я как-то… Гм! Один лакей у них как-то спросил:
– Зачем вам лорнет-с? Разве глазки ослабли?
– Нет, – отвечают, – отнюдь. А лорнет мне затем, чтобы хоть изредка рабства не видеть!
И точно; в лорнетке розовое стёклышко сидело.
Так вот, значит, стоят светлейший у окна и наблюдают: по улице торговец идёт и товар предлагает… Нет, даже не столько торговец, а сколько бродяга, офень бородатый. Такого далеко не всякий стряпчий на порог допустит. А эти – светлейший – вдруг велят:
– Зови!
Позвали. Привели. И стал этот офень товары по столу раскладывать. Платки, образки, ложки, кокошники, трубки, сонники, пистоли…
Князю одна пистоля сразу приглянулись. Игривая такая штукенция: мушка на манер золотой мухи сделана, курок собачкой, а на рукоятке картинка – сердце подковным гвоздём насквозь пробито. Светлейший спрашивают:
– Мастер Пукин?
– Так точно-с, – офень отвечает.
– Беру! Сколько просишь?
– Э, нет! – торговец головой мотает. – Вам эта пистоля пока что ни к чему. Она только в себя стрелять умеет. И это не конфуз, а так задумано.
– Зачем?
– Так это же самострел, от позору бежать. И вот были бы вы генералом да собирались крепость сдать или баталию проигрывать, я бы вам эту пистолю даром отдал. Ибо краше её никто вас в лучший мир не отправит.
Смеются князь, говорят:
– Твоя правда, офень. Нам лучше бы чего обратного.
– И обратное есть, – отвечает офень. – Предлагаю!
И показывает ходики. Такие, что на стенках висят, с гирьками на цепочке. Одним словом, часы как часы, но офень говорит:
– Вот, ваше благородие, берите, стрелки на полпятого утра поставьте и скажите вот такую присказку: я есмь…
А далее офень уже совсем такое брякнул, что я вам повторять не стану, ибо речи его были хоть и краткие, но весьма предерзкие. За куда меньшие грехи граф Огольцов в порошок растирал.
А светлейший только посмеялись и интересуются:
– Ну а за присказкой что?
– За ней, – объясняет офень, – взводите гирьки повыше и, пока часики ходят, вам смерть не страшна.
– А на сколько завод?
– От зари до зари.
Светлейший в другую лорнетку – та была с чёрным стеклом – офеня насквозь разглядели… и:
– Сколько?
– Шестьсот ассигнаций. Или вы, ваше благородие, свою жизнь дешевле цените?
Светлейший обиделись, отвечают:
– Я свою жизнь ни в грош не ставлю. Давай часы даром!
Сговорились на трёхстах. Офень за деньги – и в дверь, и пропал. А как часики чинить, каким маслом смазывать и можно ли с ними на поле боя, под ядра с картечью – про то ни гу-гу. Одно слово: шерше ля фью!
Но ничего; для крепкого молчания светлейший всей дворне ассигнациями зубы заткнули, а потом уже ходики к себе в кабинет отнесли, на стенку повесили, стрелки взвели, крамольные речи сказали… Затикали часики!
И потекла беспечальная жизнь. Каждый день дуэли, каждую ночь ломберные встречи. Девицам, вдовицам и пышным молодицам приказали не беспокоиться – всех с лестниц спускали. Осмелели! Генерал-полицмейстера на «ты» обозвали да ещё грозились орден св. Кипятона Огольцу под хвост повесить.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу