Дмитрий Воронин - Арена

— Расскажи еще раз.

Она даже не повернула головы. Это его обеспокоило. Не в привычках Леночки было ограничиваться одной, пусть и весьма привлекательной позой. Ведь, если повернуться, можно продемонстрировать шикарные золотые волосы и макияж, на который она убила, пожалуй, часа полтора. Но она все так же лежала, упершись взглядом в стенку. Почему-то Александру даже показалось, что жена закусила губу и намерена разреветься. Если так — то дело серьезно.

— Пусик, ты мне что, не веришь? Ленусик, неужели ты думаешь, что кроме тебя у меня…

— Саша, ты можешь не сюсюкать, а просто ответить на вопрос? — Голос жены был сейчас лишен даже намека на капризный оттенок. Нет, плакать она явно не собирается.

— О черт, ну сколько можно? Компьютерами я занимаюсь, компьютерами. Сижу за столом, а всякие остолопы звонят и задают идиотские вопросы. Типа «тут написано, нажать , а вы мне эту в поставку не включили, я буду жаловаться». А я на эти вопросы отвечаю, вот и вся работа. Нормальная, между прочим, работа, фирма приличная, платят, как ты могла бы заметить, отменно…

— Саша, пригласи меня к себе на работу. — Ее голос был спокоен, хотя могла бы и улыбнуться. Этой шутке, или ей подобным, Леночка всегда смеялась с готовностью, поскольку предоставлялся великолепный шанс показать зубки. Теперь она не смеялась, не было даже того «минимально допустимого» хмыканья, мол, шутку услышала, юмор уловила, можешь продолжать.

— Зачем? — Его голос сразу стал суровым, прямо-таки ледяным. — У нас это не принято.

— Ну, мало ли, что где не принято, — пренебрежительно повела она плечами. — Я хочу посмотреть этот твой стол, познакомиться с твоим шефом, с коллегами…

— С коллегами ты знакома.

— Я имею в виду тех, с кем ты меня знакомить не считаешь нужным.

— Лену… Лена, пойми, у нас это, как я уже говорил, не принято. Сейчас все помешаны на этой самой коммерческой тайне, а Штерн… он же немец, а они там вообще все на правилах сдвинутые. Мы с тобой разговор этот заводим уже не в первый раз, неужели ты думаешь, что за последние две недели что-то изменилось. У нас жесткий пропускной режим, и кого попало… — тут он подумал, что термин «кто попало» не вполне подходит для жены, тем более явно недовольной, — в смысле, посторонних внутрь не пускают.

— Поговори с шефом.

— Лена, прошу, послушай меня внимательно, я повторял это столько раз, что мне уже надоело. — Постепенно Александр начинал заводиться, изо всех сил сдерживаясь и понимая, что ежели слетит с тормозов, то наговорит супруге столько всякого, что потом будет очень долго об этом жалеть. Держать себя в руках становилось все труднее, тем более что эта тема и в самом деле уже набила мозоль на языке. — У нас это не принято, ты способна понять значение этих слов? Вон, Петро привел на работу своего сына. Обрати внимание, малыша трех лет, который толком ни запомнить, ни понять ничего не смог бы. Привел на полчаса, ему надо было дождаться, пока Катька из женской консультации вернется. Знаешь, что ему Штерн сказал? Если б Петро просто взял и прогулял этот день, его бы лишили премии, и на этом все. А так… а так сейчас Петька с Катькой ждут второго, а работа Петькина, вместе с зарплатой, тю-тю…

— Саша…

— Погоди, дай сказать. Если ты будешь настаивать, я это сделаю. А потом мы вместе будем подыскивать мне новое место. И твои тряпки, фитнес-центр и наполеоновские планы на смену машины можно будет засунуть глубоко в… очень глубоко. Если ты этого хочешь — пожалуйста. Полной мерой.

— Саша, я хочу, чтобы ты мне не врал. Только и всего.

— Почему ты решила, что я вру?

«Еще как вру, — несколько отрешенно думал Саша, пока его драгоценная жена подбирала аргументы. — Я тебе так вру, что самому противно. А выхода нет, дорогая моя, поскольку мы все давали подписку о неразглашении, а Штерн, в отличие от иных хозяев, очень здорово умеет проверять нашу стойкость. Я вру, что Петька на ребенке залетел. Я знаю, что он не выдержал допроса и Катьке признался во всем. Она баба крутая, характер у нее отнюдь не покладистый. А Петро… ну не смог он отказать беременной женщине. Откуда Штерн узнал о том разговоре… бес его знает, может быть, все, что в этой комнате сейчас говорится, где-то записывается. Хотя скорее всего Штерн не опустится до такой пошлости, как прослушка. У него возможности есть покруче, как пить дать».

Конечно, было бы куда лучше, если бы Ленку можно было устроить на их фирму — вон, Стасу как повезло, и никаких тебе проблем. Но Штерн сказал, что Ленку, согласно ее данным, которые Саша старательно собирал чуть не неделю, он не возьмет даже в уборщицы, поскольку у этой «длинноногой телки» — Генрих Генрихович решил блеснуть знанием русского — что на уме, то и на языке. Вернее, на языке даже больше — все, что знает, плюс фантазия. Впрочем, тут Штерн, безусловно, прав, Саша и сам не раз замечал, что Леночка совершенно не умеет держать язык за зубами. Он и в том, что она ему не изменяет, был уверен на все сто именно поэтому — не удержалась бы, разболтала.