Андрей Посняков: Поющие камни

Навстречу гостям спустился из башни сам ярл с супругой и свитой. Эгиль уже снял шлем, золотистые, как и у сестры, волосы его нимбом сияли на солнце, светлая небольшая бородка была заплетена в щегольские косички-вилы. Рядом с ярлом улыбалась миловидная девушка в желтой тунике и с длинными темно-русыми волосами, завязанными на макушке узлом и стянутые узенькой шелковой лентой. По всей видимости – это и была знаменитая «грамотейка» супруга. Симпатичненькая, да, но, верно, та еще зануда! Ей бы очки – типичная отличница-«ботанка».

– Я слышала про тебя, славный Гендальф-конунг, – вместо ярла разговор начала его зануда-жена. – Входи же в наш дом со всеми своими людьми. Будь нашим гостем.

Эгиль дал Гендальфу одних лишь проводников, в воинах конунг не нуждался. Викинги вновь спустились обратно, по Паше-реке, до того самого места, где течение поворачивало на север. Там, среди лесов, располагалось большое селение под «говорящим» названием Кривой Наволок. Местные жители подчинялись Эгилю-ярлу, платили ему дань, а потому без лишних вопросов истопили баньку высоким гостям. Топилась банька, конечно, по-черному, и ей был рад, пожалуй, один только Гендальф да выходцы из Альдейгьюборга, остальные викинги парную не жаловали, предпочитая бултыхаться в реке.

Белоголовая Хельга, юная рабыня без роду и племени, старалась угодить новым хозяевам во всем, исключая, пожалуй, того главного, что больше всего нужно мужчинам от женщин. Пленница очень боялась понести, ибо было еще не известно, как сложится ее дальнейшая жизнь. Родить никому не нужного малыша, да потом мыкаться – так Хельга не хотела, а потому вела себя весьма разумно и осторожно. Готовила пищу, стирала, но трогать себя не позволяла, осаживала. Да к ней особо и не лезли, все знали, сам конунг приказал девчонку не обижать.

Если б она вдруг сама захотела, тогда оно, конечно, другое дело. Однако же Хельга не давала никакого повода даже просто поговорить с нею за жизнь. Держалась со всеми одинаково ровно и даже холодно, никогда не улыбалась, делая свою работу молча, стиснув зубы. Девушка вообще старалась не общаться ни с кем, явно скрывая какую-то мрачную личную тайну.

– А-ну, поддайка-ка! – распаренный вождь махнул рукой одному из проводников – суровому здоровяку Свериру по прозвищу Береста.

Хмыкнув, орясина-викинг с Паши-реки хватанул на раскаленные камни аж полковша, так, что у всех уши в трубочку свернулись.

– А давай-ка, конунг, попарю! – хватая веники, гулко захохотал Сверир.

Геннадий довольно растянулся на полке:

– А давай!

Выскочив из бани, распаренный и красный, конунг с хохотом прыгнул в реку. Следом за ним посыпались и остальные парильшики, столь же довольные и веселые.

– Эк, хорошо!

– Клянусь Одином – добрая банька!

Юный Херульф глядел на все это с неописуемым ужасом, честно пытаясь понять, что за удовольствие в том, чтобы сидеть в неописуемом жаре, да еще и хлестать себя прутьями! Такой подвиг самоистязания вполне мог бы совершить какой-нибудь святой, святой Кутберт, или святой Михаил, или святой Ульфила.

– Эй, Ульф! Не хочешь в баньку?

– Нет, нет! – парнишка поспешно замотал головою. Он не был трусом, даже наоборот, но здесь… здесь ведь было совсем иное дело.

– Я уж лучше искупаюсь в реке, мой конунг.

Сказав так, Ульф побеждал к омуту, там, где колыхались на слабом ветру густые заросли ивы. Плескаться ближе вместе с другими викингами мальчишке не улыбалось, он все же считал себя христианином, а это ведь грех – показывать чужим свое тело. Лучше уж так… за кусточками…

Быстро сбросив одежду, юноша ухватился за прочную ветку рукой, попробовал воду рукой и скривился – холодновато. Все же выкупаться или не стоит? Пока Ульф раздумывал, кто-то сильно укусил его за плечо – овод или слепень. Ударив гада ладонью, подросток неловко поскользнулся и, выпустив из руки ветку, полетел в воду!

Сердце захолонуло, но все же парень быстро привык, вынырнул, отфыркиваясь… И тотчас же услышал тихий девичий смех! Это смеялась Хельга. Правда, наткнувшись на взгляд парня, девчонка схватила корзинку с замоченным бельем и тут же скрылась из виду. Она стирала здесь же, неподалеку, на плесе…

Ульф быстро оделся и, скрутив из сорванной бересты туесок, принялся собирать в него растущую по берегу смородину и малину. Набрав, осторожно прокрался к девушке, и, улучив момент, когда та полоскала чей-то плащ, неслышно поставило туесок рядом с корзинкой. Поставил и столь же неслышно ретировался, спрятался в зарослях ивы. Видел, как Хельга, выжав плащ, бросила его в корзину… застыла, обернулась, так никого и не заметив. Затем дева уселась, вытянув ноги, принялась есть по одной ягоды и, кажется, улыбнулась! Или показалось? Нет, улыбнулась… видно же!