Владислав Конюшевский: Боевой 1918 год. Комбриг

Тут он прав. Вот эти – дерг (вагон), блям (сцепка) уже достали. С другой стороны, хорошо, что вообще доехали, а то вчера сказали, что с путями что-то случилось и мы из-за этого ушли на другую ветку. Поэтому прибытие будет не на Казанский, а на Брянский вокзал. Но это все мелочи. Главное – едем. С удовольствием потянувшись, я ответил:

– Да вон, похоже, окраины уже видны, так что скоро на месте будем.

После чего подхватив оставшиеся полбулки хлеба и отпластав кусок от шмата сала, спрыгнул с теплушки на насыпь. Похрустывая редким гравием, прошел вперед до пассажирского вагона и, повернувшись к нему спиной, ударил каблуком по угольному ящику:

– Эй, сова! Открывай – медведь пришел!

В ответ тишина. Но я не успокаивался:

– Мурзилки, не тупите. Паровоз скоро поедет, а вы без шамовки останетесь. У меня тут хлеб белый с салом…

Под вагоном зашебуршало, и на свет божий появилась перемазанная угольной пылью мордаха пацана лет двенадцати. Он недоверчиво окинул меня взглядом, но, заметив продукты в руках, прищурил глаз:

– Чегой-то это ты, дядька, нас словно голубей подманиваешь? Али еды у тя завались? Али жалостливый такой?

Я мотнул головой:

– Нет. Дело есть. А это… – качнув в руке булкой, продолжил: – Задаток.

Мальчишка появился весь и, унюхав запах сала, гулко глотнув, деловито спросил:

– Чё надоть? Токмо сразу скажу, что у нас содомитов нема. Но ежели на стреме постоять надоть, то мы завсегда…

Пришлось успокоить:

– «Бугры» [1] Одно из жаргонных названий гомосексуалистов в начале века. не интересуют. А надо, чтобы вы, когда поезд на вокзал приедет, посмотрели, кто в наш вагон зайти захочет. Ну и нам рассказали.

Мурзилка тряхнул головой:

– Не пон я л. А сами-то чё? Глаза закроете, шоб их не видать?

– Нет. Мы раньше выйдем. Ну а вы глянете, кто на вокзале в теплушку ломиться станет. И если получится проследить, куда они потом пойдут, то помимо жратвы, еще и деньгами накину.

– Скока?

– Десять рублей дам.

Беспризорник шмыгнул, вытерев нос рукавом, и, показав в улыбке контрастно-белые на черной физиономии зубы, ответил:

– Вот теперича пон я л. А ежели не получится проследить?

Я пожал плечами:

– Тогда только два фунта белого хлеба и фунт сала. Мы вас ждать на площади будем. С той стороны, где башня с часами. Знаешь, где это?

Собеседник утвердительно кивнул:

– Знаю. Ну ладноть. Заметано! Токмо ситный с салом вперед!

Сунул ему задаток, но мелкий прохиндей попробовал возмутиться:

– Э-э! Всё договоренное давай! А вот десять рублёв потома.

Я ехидно ухмыльнулся:

– Лохов на рынке поищи. Сладишь дело, тогда и рассчитаемся.

Ничуть не расстроившийся пацан хмыкнул:

– Ну и ладноть… Долго вас ждать-то?

В этот момент паровоз свистнул, и я торопливо ответил:

– Давай грузись обратно. – А когда мелкий нырнул на свое место, добавил: – Ждать недолго. Всяко-разно не больше часа.

После чего, дождавшись, когда мимо начнет проплывать наша теплушка, заскочил внутрь.

Там мужики ждали окончания беседы. Коротко пересказав им содержание переговоров с деструктивным элементом, опять присел на нары и задумался. Ну да – сглупил я. Сглупил! В тот момент, когда думал: «Десять автоматических стволов! Всех запугаем», башка соображала не в ту сторону. Запугать автоматом, конечно, можно. Но лишь того, кто знает, что это такое. А кто не знает? Тут ведь людям лишь про пулеметы известно. Да и не в этом дело…

Ведь как себе представлял – противникам известно, что мы едем вдвоем. То есть для возможного ареста выделят четыре-пять человек, не больше. Представлялась картина – вот они к нам подходят, такие уверенные в себе, и предлагают сдать оружие. Но их, в свою очередь, окружают десять неулыбчивых рыл. После чего врагов нежно берем за кадык и предлагаем препроводить к начальству. И уже там всех лихо ставим раком. Может даже со стрельбой в том здании, где у них гнездо (тем более что особо жалеть мудаков из военной оппозиции я не собирался).

Но что же получается в натуре? Посмотрев, как всё происходит на крупных станциях, и пообщавшись с проводниками, я сильно приуныл. В той же Москве, при прибытии поезда, на перрон выходит человек двадцать бойцов из комендантской роты, которые стоят в оцеплении и помогают при проверке документов пассажиров, заодно отслеживая разных подозрительных типов. Вот и что у нас получается? Те, кто нас попросит сдать оружие, наверняка знакомы солдатам из оцепления. Хотя бы потому, что они заранее их предупредят о своих действиях и покажут мандат. И как тут сопротивляться? Нас ведь никто не знает. А документам, вполне возможно, далеко не сразу поверят. Поэтому бойцы бросятся помогать вязать приезжих бузотеров без всяких раздумий. Но уж если стрелять начнем, то там полвокзала трупов сложится, и Чур из ангела моментально превратится в распоследнего черта.