Борис Батыршин - Ларец кашмирской бегумы

И вот – свершилось! Нечто забросило Колю Ильинского в прошлое, самое настоящее, «всамделишнее» – пусть и не так далеко, как представлял он в своих фантазиях, всего-то лет на сорок. Но как это произошло? Был разряд, случившийся из-за неисправности в проводке; был и удар, как в случае с Хэнком Морганом [10] Герой романа «Янки из Коннектикута при дворе короля Артура»; он угодил в прошлое после удара по голове. . А вот машины времени он не заметил – не могла же быть е ю забавная игрушка, найденная на чердаке букинистической лавки?

Или могла? Тесла, помнится, производил опыты с особо сильными электроразрядами. Значит, «механическое яйцо» – всё же машина времени, и разряд, произошедший вследствие замыкания, заставил её заработать? А что, вполне правдоподобно….

Значит, машина времени. Герой Герберта Уэллса сам выбирал, когда отправляться в будущее, а когда возвращаться, в отличие от персонажа Марка Твена которого кидало туда-сюда по не зависящим от него обстоятельствам. Да и обстоятельства хороши – ломом по черепу…

Но тогда можно, хотя бы в теории, заставить «механическое яйцо» вернуть его назад, в 1911-й год? Звучит разумно, но чтобы воплотить эту теорию в практику, нужен мощный источник электричества, а здесь таких нет, и появятся они не скоро. Построить самому? Не зря же он четыре года проучился в Московском Техническом Училище, кое-что знает и умеет. Но – поди, построй что-нибудь, когда вокруг палят из пушек!

И всё же, кое-что стало ясно. Оговорки Николь, ставившие его в тупик, наконец, получили объяснение: польское восстание случилось восемь лет назад, и её «близкий друг» вполне мог отправиться туда добровольцем, потом вернуться во Францию и в дни Парижской Коммуны стать «бланкистом», членом радикальной фракции, не останавливавшейся перед любым насилием. «Версальцы», расстрелявшие Пьера – сторонники национального собрания, обосновавшегося в Версале. А песенка о вишнях и ветреных красотках – это же «Время вишен», ставшее гимном парижских коммунистов [11] Нам привычнее в данном контексте слово «коммунар». В дореволюционных изданиях используется обычно слово «коммунист» , как «Марсельеза» стала гимном Великой Революции!

Заодно, прояснилась и загадка трансформации лавки букиниста: когда Коля Ильинский провалился в прошлое, то оказался в бакалее, которая была на этом месте в 1871-м. «Элмер Бут», помнится, сказал, что торговля прекратилась из-за голода, когда пруссаки осадили Париж…

Итак, на календаре – двадцать седьмое мая этого самого года. Парижская Коммуна, считай, пала, сопротивление продолжается только в отдельных местах – здесь, в квартале Бельвиль, возле кладбища Пер-Лаше́з, да держится ещё форт Венсе́н. А сам Коля, между прочим, сейчас в рядах тех, кого ждёт неминуемое поражение – и нет ни времени, ни возможности изготовить хотя бы завалящее ружьё-пулемёт «Мадсен», не говоря уж о «Максиме»! Да и помогут ли здесь пулемёты?

Получается, главное сейчас – уцелеть. «Механическое яйцо» в кармане аккуратно завёрнуто в тряпицу, а сумеет он заставить его работать или нет – выяснится потом. А пока, надо улучить момент, юркнуть в подворотню и дворами, крышами уходить из опасного района! Опыт имеется – недаром же Коля с приятелями ухитрялся удирать от полицейских облав в пятом году.

Но почему он шагает вместе с толпой, слушает щебетание Николь и пропустил уже две… нет, три незапертых подворотни? И ему вовсе не хочется бросать людей, которые идут умирать за безнадёжное, но справедливое дело?

Прошли они немного – квартала два, не больше. На тесной площади, от которой отходили три улочки, был устроен сборный пункт. То и дело подбегали вестовые и громко выкрикивали: «Оставлена баррикада на Прадье́!», «Нужны люди на улицу Ребева́ль! «Враг на улице Пре!» В ответ звучали команды, от толпы отделялись группы вооружённых людей и следовали за посланцами.

Для Коли, почти не знавшего Парижа, эти названия звучали китайской грамотой. Он с трудом улавливал смысл происходящего, понимая лишь, что оплот коммунистов вот-вот падёт и счёт пошёл уже не на дни – на часы. Из книг он помнил, что к полудню двадцать седьмого мая защитники сохраняли за собой лишь маленький квадрат, образованный улицами Фобу́р дю Темпль, Труа Борне́, Труа Куронне́ и бульваром Бельвиль. Держались ещё две-три баррикады в двенадцатом округе, да улица Рампоно̀.

И что же дальше? Выбраться из западни, не зная города, скорее всего, не получится. К тому же, нельзя бросать Николь – он помнил, какой террор захлестнёт Париж после падения последней баррикады.