Петер Фехервари - Голодную отбрасывает Тень (ЛП)

— Прими свою правду, сестра, — сказал еретик кому-то невидимому. Внезапно алые трещины прорезали его черную кожу, распространяясь быстро, словно какая — то тектоническая чума, поразившая плоть. Обгорелый позвоночник с хрустом разлетелся на части, туловище сложилось внутрь самого себя. Топор выпал из пальцев Опалённого Человека, затем он повалился вперед и, ударившись о землю, разлетелся облаком праха. Словно его и в самом деле вылепили из пепла.

С нижних витков серпантина донеслось эхо грубого машинного рёва, за которым последовал рокот набирающего обороты двигателя. Азайя застыл, вспомнив адский мотоцикл, на котором Опалённый Человек сидел у моста. Он представил, как машина нарезает круги у подножия горы, словно железный хищник, разъяренный смертью хозяина. Было ли сумасшествием воображать подобное?

«Нет, избранный коготь, это не сумасшествие, — шепнул в его сознании Спиральный Отец. — Безумства порченых варпом не знают границ».

Будто бы подчеркивая слова пророка, из глубин храма раздался крик — вопль, полный отчаяния.

— Святая! — прошипел Азайя. Братия оставила Этельку у входа, под присмотром одного из аколитов. — Сияющий Коготь, скорее!

Хезракх еще только подходил к воротам, когда вопль обратился в вой, и из темноты вырвалось чудовище. Оно набросилось на Хезракха в вихре покрытых шипами когтей и разорвало воина на куски еще до того, как они упали на землю. Нескладный, наполненный алым силуэт дергался и мерцал, пылая неистовым внутренним пламенем. Он перемещался резкими рывками, за которыми не успевали глаза — буквально проскальзывая между мгновений — и продолжал терзать Хезракха. И, хотя из-за быстроты движений монстр казался размытым пятном, Азайя разглядел вытянутый череп, обрамленный изогнутыми рогами, которые вздымались над согнутой шипастой спиной. Враг выглядел, как извращение праведных Парадигм Формы.

— Демон, — прошептал Азайя, вспомнив предупреждения святой о Тьме-под-Шпилями. Искупление было усеяно вратами для этих варпом рожденных крыс. Голова чудовища дернулась в ответ на его слова, хотя его язык остался глубоко погруженным в грудь Хезракха. Внутренности выскользнули из обрамленной иглами пасти, когда оно смерило его своими глазами, черными словно уголь.

«Оно знает меня», — Азайя подавился стоном, заметив кусочек брони, прицепившийся к шкуре зверя. Тот был безупречно белым.

С воплем ярости демон ринулся на него, прянув на выгнутых назад ногах, словно огромная саранча. Когда монстр взмыл над Азайей, верующий заметил, что осколок металла все ещё держится на его животе. Её животе.

— Нет! — Зарычал избранный коготь, вскидывая клинок. Но Цикатрикс отбросил его в сторону, пронесшись мимо с ответным воплем. Костяные косы его брата взметнулись навстречу алому мареву, но демон снова прыгнул, оставаясь в воздухе — будто танцуя между двух разных миров, — пронесся мимо воздетых когтей и приземлился на плечи гиганта. Вырожденец взревел и яростно затопал, когда дух варпа вцепился в его голову и начал грызть, крепко впившись в спину Цикатрикса шипастыми ступнями.

— Назад! — Крикнул Азайя выжившим аколитам, когда одного из них задело взмахом косы. Он почти чувствовал досаду брата — костяные клинки Цикатрикса не могли согнуться и достать атакующего, а правая, человеческая рука безвольно повисла, поврежденная в бою с Искупленными. Но избранный коготь знал, что за разочарованием нет ни страха, ни даже истинной злости: ничего, за исключением необходимости служить Священной Спирали. Цикатрикс был уродом лишь внешне.

«Я один несу изъян святой, — с горечью осознал Азайя. — Её заразу».

Раздался невыносимый треск: когтистые лапы демона почти раскололи череп жертвы.

— Брат, прыгай! — рявкнул избранный коготь.

«Это единственный выход».

Цикатрикс без колебаний развернулся и кинулся к обрыву, но как только он бросился в бездну, демон подскочил, а затем подскочил вновь, каким — то образом находя опору и в воздухе. Уставившись на Азайю, тварь понеслась обратно к краю скалы.

«Ты тоже можешь, сынок!» — обещала она все вообразимое, но не значащее ничего.

«НЕТ!» — прогремело чужое сознание, и Азайя отшатнулся: волна ненависти, пронесшись сквозь него и отбросила искусителя прочь. Рыча и вырываясь, он висел над обрывом в невидимой и нерушимой хватке.

«Чёрные Корабли», — вдруг подумал Азайя. Он понятия не имел, что это означает.

Воздух затрещал от высвобожденной энергии, и чудовище отбросило прочь с такой силой, что оно унеслось далеко за подножие шпиля, в расплавленное море за ним.