Юрий Соколов - Солнца трех миров

Перед нами постоянно возникали все новые и новые проблемы, которые нужно было срочно решать, причем ошибка могла стоить жизни кому-то из нас или всем. Несмотря на это, или как раз благодаря этому, с каждым прожитым днем возрастала моя уверенность в себе. Мне с детства говорили: все в твоей жизни зависит только от тебя. Учись хорошо, и со временем у тебя все будет; и я старался как только мог, и в школе, и после, и к окончанию учебы в институте еще ничего не понял, хотя тупой бездарь из моей группы сдал экзамены экстерном на третьем курсе, просто заплатив кому надо. И он в стенах нашей альма-матер был не один такой.

Потом меня уверяли: работай как следует, и у тебя будет все. И я выкладывался на сто десять процентов, однако жизненный опыт брал свое, и в конце концов до меня дошло, что все имеют как раз те, на кого я работаю, а мне иметь хоть что-то не маячит и в перспективе. Потому что именно ради этого строилась система, которой я принадлежал, и только так она могла существовать. Чем усерднее человек работал, тем усердней его эксплуатировали. Жить в системе, причем хорошо, должны те, кто наверху. А те, кто внизу, должны только пахать. А потом как можно быстрее сдохнуть, дабы не обременять бюджет в качестве пенсионеров.

А теперь я оказался здесь, где все действительно зависело только от меня и таких же как я. И мне требовалось ежесекундно заботиться о себе и о них, потому что попади я в беду, никто, кроме них, обо мне не позаботится. И до всех наших эта простая мудрость дошла чуть не с первого дня.

Родители, родственники, супруги, у кого они были, и у кого были действительно родителями, родственниками и супругами, а не врагами номер один, – они остались на Земле, как и государство, полиция, начальство, управляемая демократия и неоплаченные кредиты. Блага цивилизации отошли в область преданий. Сама цивилизация из джунглей казалась чем-то ненастоящим.

Я знал, что рано или поздно мы кого-то потеряем. А потом – еще кого-то. Но не хотел гадать, по кому первому прозвонит колокол. Он мог прозвонить по мне.

Я также знал, что моя сегодняшняя растущая уверенность в себе – она до первого тяжелого случая, который сотрет ее в пыль. Или, что хуже, случай будет легким и незначительным, – но все равно мою веру в себя уничтожит. И ее придется восстанавливать, поднимать за шкирку, вытаскивать из стыда и грязи. А может, точно так же восстанавливать веру и самоуважение тех, без кого мне не прожить. Чтобы то и другое стояло хотя бы до следующего раза. Ведь без веры в себя человек не в силах существовать: она заменяет нам уверенность в завтрашнем дне. А ее, уверенности этой, здесь быть не могло, да и на Земле не было тоже.

На одиннадцатый день от основания поселка я проснулся позже всех. Машка собиралась на рубку бамбука и точила мачете, Валера готовился выйти на охоту, остальные еще бесцельно бродили по площадке вокруг костра, зевали и осторожно потягивались. Я тоже зевнул, завел руки за голову, приподнялся на носках, да так и остался в этой позе.

В поселок с тяжелым сдержанным шорохом вползала змея, и ее вид не сулил ничего хорошего. Я видел раньше такую же точно в фильме «Анаконда» – длиной она была метров пятнадцать и толщиной с хорошее бревно. Все, кроме Машки и Валеры, дружно рванули в заросли и попрятались в них; откуда только взялась бодрость и быстрота движений! Затормозив, я посмотрел назад сквозь в просвет в ветвях и лианах. Змея подползла к Валере и вздернула голову на уровень его лица, а он с перепугу позабыл, что у него в руках заряженный карабин. Невероятным усилием задавив в себе панику, повелевающую драпать подальше, я начал пробираться к палатке, где лежала моя «Сайга», стараясь вспомнить, чем она заряжена. Змея внимательно смотрела на Валеру, решая, стоит ли попробовать проглотить эту странную тощую обезьяну или лучше не рисковать здоровьем. Я заполз в палатку и вынырнул оттуда с ружьем; змея отвлеклась на меня, и в этот момент Машка, подскочив сбоку, с молодецким «э-эх!» отрубила ей голову мачете.

Обезглавленная анаконда, вместо того чтобы тихо-мирно сдохнуть, свилась в спираль, тут же распрямилась и принялась извиваться посреди нашего поселка, разнося его в щепки. Я кинулся обратно в заросли, а Машку забросило туда же ударом хвоста. Следующий удар достался Валере. Его швырнуло на душ, и он, снеся дверь и заднюю стенку, вылетел с другой стороны. Змея билась в конвульсиях минуты две, потом затихла, и я отважился выйти.

Поселок лежал в руинах. Из кустов рядом, держась за поясницу и согнувшись, с кряхтеньем выбралась Машка. Следом показался Лысый с подобранной в лесу палкой. Что он собирался с этой палкой делать, осталось тайной, разве что хотел змею насмешить, но ведь змеи не смеются. Чуть позже к нам присоединился Вася – тоже с палкой и воинственным видом. Ребята привели в чувство Валеру, а я разыскал Дашу, которая сидела в ближних кустах, сжимая в руке газовый пистолет, и горько рыдала над тем, что не отважилась выйти с этой штукой против анаконды. Лысый позвал Таню, она не откликнулась, и мы пошли ее искать. Долго не могли найти – как потом оказалось, далеко искали. А она заползла на два шага в заросли колючки сразу за поселком и там потеряла сознание.