Михаил Шуваев - По ту сторону пространства [СИ]

Черный предмет исчез с ладони незнакомца. Аристократ перехватил трость, сунул её подмышку и растворился в проеме, из которого струились лучи неровного блеклого света, подкрашенные синевой клубящейся внутри дымки.

Пробитая малиновым лучом брешь заколыхалась, несколько раз мигнула светом и быстро помутнела, затягиваясь новой мембраной. Через несколько секунд на месте бывшей бронекерамической двери можно было увидеть лишь гладкую бетонную стену.

Алексей посмотрел по сторонам и остановился. Ему показалось, что он приподнялся и повис в ночном прохладном воздухе. В спину горячо задышала Лу, а с двухметровой высоты послышался глубокий вздох гиганта Пантелея, замершего позади дозорной каланчей. Вокруг простиралась темнота, испещренная россыпями звезд и туманностей. Светлячки далеких солнц сверкали разноцветными гранями слева, справа и над головой. Слабо переливались они и под ногами. От этого появилось пьянящее ощущение невесомости. Ненароков обернулся назад, но за спинами своих спутников не увидел ничего похожего на овальную дверь, которая их впустила.

— Здравствуй, Ненароков, — прозвучал шедший отовсюду знакомый голос.

Алексей вздрогнул:

— Эдуард Семеныч?..

— Он самый, всего сорок пять лет, как Эдуард Семенович. А раньше-то, раньше!..

— Господи, сколько пафоса и гордыни! — ответил ему приятный низкий тенор. — Стыдитесь, Велор, стыдитесь. К тому же — кто вас тут сейчас по достоинству оценит?

— Не скажите, Олаф, этот Наблюдатель очень даже наблюдательный, прошу прощения за тавтологию, и сметливый. Стоило ему только намекнуть — и глядите-ка, он, ушки на макушке, пустился по нашему следу, спроворил с собой друзей и, таки, нашел нас с вами, cher Olaf, malgre toutes nos precotions.

Алексей покрутил головой:

— Где же вы?

Пространство захихикало:

— Формально ни меня, ни Олафа материально здесь нет.

— Как это нет? А голоса?

— Голоса в ваших головах. Вы ничего не слышите, вы сразу получаете ментальный посыл. Мы его вам транслируем напрямую.

— Напрямую откуда? — вступила в разговор Лу.

— Да ни откуда, mademoiselle ex-robot! Отовсюду.

— Ну, а всё-таки?

— Хорошо, давайте перейдем на звуковые волны… то есть голосом будем разговаривать. Вот, послушайте:

Волшебные, загадочные слова, полные щемящей и прозрачной грусти и тронувшие самые глубинные струны души, растворились в темном холодном воздухе. Алексею почудилось эфемерное, вибрирующее эхо. Прекрасные строки так запали в душу, что Ненароков спросил неожиданно для самого себя:

— Алишер Навои или Омар Хайям?

— Попал в девятку! — удивился Эдуард Семенович или Велор. — Почти угадал, Ненароков. Почти… Это Фирдоуси. Абулькасим Фирдоуси, десятый век. Написано чуть раньше Омара Хайяма и много раньше Алишера Навои, жившего и творившего в шестнадцатом веке. Олаф, ты глянь, а Наблюдатель-то каков! Ведь не знал и никогда не читал ни одного, ни второго, ни третьего! Не зря мы тебя искали, ох — не зря.

— Велор, может быть, вы позволите перейти к делу? — чувствовалось, что Олафу не впервой пресекать словесные излияния Велора.

— Я уже и перешел, Олаф. Просто ты, как всегда, не заметил.

За спиной раздался негромкий шорох, и Алексей обернулся. В нескольких метрах позади стоял высокий человек в строгом костюме и темных очках.

— А вот и господин Сухов, собственной персоной, — прошелестел голос Олафа. — Наблюдатель, ты хотел встретиться с этим господином, но ты не знаешь, кто он на самом деле.

— И кто же? — спросил заинтригованный Ненароков.

— Коллекционер. Тот, кого ты так ищешь. Можешь делать с ним, что считаешь нужным — задавать вопросы, драться…

Аристократ выставил перед собой трость с золотым набалдашником, и его фигура тут же оказалась в едва заметном светящемся цилиндре.

Алексей полностью развернулся в сторону коллекционера:

— Это правда, Евгений Петрович?

— Нет, я не коллекционер, но имею некоторое отношение к этому делу, — прозвучал ответ.