Удалив голод, Брюмо повернулся к старцу.
— Что это было? Там, за дверью?
— Если бы королевство почаще навещало свои удалённые районы, то вопросов бы у вас не возникло.
— Сейчас не время для нравоучений монах…
— Можете называть меня пресвитер Максанс. Настоятель местного прихода. Вы же, судя по вашим манерам, не меньше, чем епископ.
— Вы правы. — Брюмо почтенно склонил голову. — Епископ Филип Брюмо.
— Это был один из моих прихожан. Мистер Брауни… а может быть мистер Ривар. Неважно. Они часто приходят. Иногда одни, иногда с жёнами и детьми.
— Так что же вы сразу не сказали. Я сейчас открою, — захмелевший Бенджамин Уайт дёрнулся в сторону двери. Тяжёлая рука епископа, опустившаяся на плечо, усадила его обратно.
— Сиди смирно, Уайт. Продолжайте, пресвитер Максанс.
Покрытое морщинами лицо старца исказила ухмылка. Разношёрстная свита епископа забавляла его. За последние десятилетия единственными собеседниками монаха была кучка умалишённых бродяг, всё ещё не забывших дорогу к своему приходу. Выждав паузу, он продолжил.
— Откуда пришла та зараза — не знаю. Знаю лишь то, что она поражает не каждого. Выборочно. Первые случаи зафиксированы лет тридцать назад.
— Вы имеете в виду ветреное пустоумие? — черпий запустил в рот кусок пересушенного мяса.
— Именно. Тогда этой гадости подверглось несколько местных селян. Проблемы особой это не доставило. Сидят себе дома и слюни пускают, — монах достал курительную трубку и набитый табаком кожаный кисет. — Три года назад всё изменилось. В пустоголовых словно сама скверна вселилась. Агрессивными стали. Скольких они заживо освежевали — уму непостижимо. Буйствовали, пока последних стариков не разорвали. Сами же ничего не страшатся. Хоть на лоскуты режь, даже не дрогнут. Пока шею не переломишь, все прут.
— Выходит, они сюда по памяти идут.
— Да. Пытался поначалу отвадить. Двоих–троих распял на опушке. Через неделю снова пришли. Сейчас не трогаю. Главное — не пересекаться.
В подтверждение словам старика по дверям с силой ударили. Судя по звукам, на крыльце добавилось ещё несколько пустоголовых. Нечленораздельные вопли отдавались эхом. Казалось, ещё удар и засов не выдержит.
— Вы очень многое нам рассказали. Галифаст настолько погряз в своих бедах, что не ведает о творящихся на задворках делах. Как далеко до ближайшего населённого пункта?
— Последний аванпост находится на юго–востоке. Не меньше, чем в пяти лигах отсюда.
— Утром мы уйдём. Спасибо за Вашу гостеприимность.
— Я бы не торопился с походом. Девочка очень слаба. Ей нужна еда и здоровый сон. Переждите несколько дней, а там уж решите, что делать.
Артура разморило. Жареный заяц и вино сделали своё дело. Веки налились свинцом и сами собой закрывались. Несмотря на постоянное бормотание и стук за дверью, черпием овладела дрёма.
Он лежит на кровати покрытый тяжёлым одеялом. Рядом сидит мать. Гладит по голове и что–то говорит. Что именно Артур не слышит. Вернее, он слышит, но не слова матери. Голос доносится из–за стены. Жуткий голос. Леденящий кровь. Черпий его уже слышал, вот только где и когда? Облик матери растаял. Вместо неё появился он сам. Только сейчас он сидит на кровати и пытается успокоить ребёнка. Нет. Троих. Нет. Ребёнок один, но туловища три. Черпий брезгливо отдёрнул руку.
Артур открыл глаза. Снаружи по–прежнему доносились звуки непонятной возни. Пламя в каменной чаше почти угасло. Все спали. Только Брюмо вполголоса о чём–то разговаривал со старым монахом.
Черпий вспомнил о странном сне. Перед взором всплыл облик матери. Счастливая, беззаботная женщина. Артур улыбнулся и закрыл глаза, чтобы через мгновение с отвращением открыть их снова. Уродливый ребёнок, корчащийся от непрекращающейся боли.
И только сейчас Артура осенило. Он уже видел этого ребёнка. Черпий встал и быстрым шагом подошёл к священникам.
— Пресвитер Максанс, простите, — Артур почтительно склонил голову. — Вы много рассказывали про пустоумие и лично с ним сталкивались. Не могли бы вы… вернее, я хотел спросить.
— Не бойся. Говори прямо. Мы с аббатом обсудили последние события, — Брюмо по–отечески положил руку на плечо черпия.
— Со мной что–то происходит. Мне являются непонятные видения. Я будто вижу сцены прошлой жизни.
Монах пристально всмотрелся в голубые глаза черпия. Артур почувствовал, как что–то проникает в его мысли. Аккуратно, стараясь не раздражать сознание. Это что–то проникало всё глубже и глубже, пока не достигло нужного слоя.
Читать дальше