Оскар судорожно водил правой рукой, пытаясь то ли что-то поймать, то ли что-то отпихнуть. И по-прежнему со свистом хватал воздух раззявленным ртом.
И вдруг Жорка бросился на Илью. Честно говоря, в этот момент я совсем ничего не понял. Брат заломил руку ординарцу и повалил на стол лицом вниз.
– Ищи у него в карманах!
Я начал с карманов брюк и в левом действительно обнаружил черную коробочку. Открыл: и шприц, и ампула – все на месте. Как же так? Зачем же Илье устраивать эту беготню, если препарат все время находился при нем? Неужели забыл, перепугавшись за жизнь хозяина? Или он это намеренно? Судя по тому, как изощренно матюгается, и впрямь намеренно.
Я вскрыл полиэтиленовую упаковку со шприцем, закрепил иглу, отломил стеклянный кончик ампулы, набрал препарат. Оскар требовательно сгибал и разгибал пальцы.
– А справитесь? – с сомнением осведомился я, вкладывая шприц в его ладонь. Однако действовал Босс весьма умело, так что я снова перевел взгляд на Жорку с Ильей.
А зря. Надо было на дверь смотреть. Хотя кто ж знал?
Когда по «предбаннику» загрохотали твердые подошвы, я решил, что это охранники. В общем-то, не так уж и ошибся – рожи были знакомые, парочку бойцов я точно видел в Могильнике при очередной доставке «гуманитарной помощи». Они и раньше-то у меня антипатию вызывали, потому что вели себя, как ублюдки. Но тогда от них хотя бы польза была. А сейчас они быстренько взяли на мушку всех присутствующих. Терпеть не могу, когда в меня целятся, потому что в этот момент на меня смотрят особенно пристально.
– Не-не-не! – попытался я объяснить дюжим парням в чоповской форме. – Это из-за Ильи весь шухер, не из-за нас!
– Ох, как вы вовремя, мужики! – проскрипел Илья, все еще лежащий мордой в стол благодаря Жоркиной смекалке и хватке.
– Ну так шесть ноль-ноль! – хмыкнул один из бойцов. – Как договаривались.
– Ребята, – вкрадчиво поинтересовался Жора, – а что тут происходит?
– Военный переворот, б…! – хохотнул все тот же громила. – Вооруженное восстание! This is Sparta-aaa!!! Ты лидера-то нашего отпусти, чувак. А то как-то некрасиво стоим. Вот та-аак, потихонечку, молодец. А сам к стеночке лицом, ручки в гору. Вас двоих это тоже касается!
Я оторопело хлопал глазами. Что, вот прям так, да? Вот эта чертовщина, сейчас на наших глазах происходящая, – это же все всерьез, да? Это они типа Босса свергают? А Илью – на его место, что ли? Нет, не то чтобы я был за или против, мне в принципе стало интересно – ну когда еще подобное увидишь? А с другой стороны – как себя вести-то? Подчиниться и переметнуться? Референдума потребовать, демократических выборов? Послать всех на фиг и уйти в монастырь?
Я искал глаза брата – что он-то думает на этот счет? Жорка был крайне напряжен и явно обескуражен. Только что мы спасли одного человека и вроде как обезвредили другого – и вдруг все кувыркается с ног на голову. Ладно я, но ведь и Георгий оказался не готов к такому повороту! Вернее, к перевороту.
Наконец он посмотрел на меня. Медленно начал поднимать руки за голову, а сам негромко проговорил:
– Кир, помнишь, я просил тебя толкать? – Дождавшись моего короткого кивка, он отвернулся к стене и закончил: – Так вот: забудь!
Пятеро. Если считать с Ильей, отступающим за габаритные спины соратников, получается шестеро. Ну, ладно. Я пожал плечами и вызвал в памяти ненавистный образ Локи. Ура, мы будем смотреть мультики!
* * *
Мелодия узнавалась с трудом – в смысле, народный ор мало напоминал какую-либо мелодию, а аккордеон вроде бы играл сам по себе. Слова дополняли картину эпического несоответствия всего всему:
Вы скажите названье любо-оое,
В край любой пригласите меня,
Но любимое есть Куровско-оое,
Там мой дом, там отчизна моя-ааа. [13] Гимн города Куровское, автор текста – Владимир Утёсов.
Уже совсем рассвело.
На улицу вылезли все жители Могильника, даже с недолеченными язвами и вообще еле ходящие. Тут и там бабы принимались плясать с березовыми ветками и пестрыми лоскутками в руках. С гомоном носились друг за дружкой дети. Чуть в сторонке немым укором замерли «свидетели»-наблюдатели в бесформенных льняных балахонах, однако среди пляшущих нет-нет, да и мелькали их белые косынки – трудно устоять на месте даже староверу, когда до этого двадцать лет отказывал себе во всем.
Хороводы там водят березы,
Там любимых любимые ждут,
Там не верят в плохие прогно-оозы,
Не за страх там, за совесть живу-уут.
Читать дальше