Тимур Машуков - Ненаследный сын императора. Часть 1 [СИ]

За пару недель до означенного срока, среди ночи, императрицу разбудил дикий крик. Испугавшись, Софья Андреевна, с трудом одевшись, выскочила в коридор. В покоях, отведенных финской аристократке, мелькал свет, слышался взволнованный говор лекаря…

— Началось! — поняла Софья, — началось. Бессознательно охватив собственный живот руками, она в волнении меряла шагами коридор, прислушиваясь к происходящему, невольно морщась при каждом женском вскрике… И тут она почувствовала какой-то то дискомфорт, усиливающийся с каждой минутой…

— О-о-ох, кажется… Кажется, и у меня началось, — испуганно подумала императрица. С трудом добравшись до своей постели, она вызвала фрейлину.

Всю ночь и весь следующий день лекари метались из комнат финки в комнаты императрицы. Измотанная тяжёлыми родами, Софья Андреевна к полуночи впала в забытье. Спешно прибывший во дворец канцлер привез с собой сухонького, убеленного сединами старичка.

— Ваше Величество, это лучший лекарь моего рода, если не сможет помочь он — не сможет никто! — горячо убеждал императора Владимир Громов. Александр 1, измученный тревогой за любимую жену, лишь махнул разрешающе рукой, и вновь принялся мерить шагами кабинет… Громов устроился в кресле, взяв с полки книжного шкафа первый попавшийся том, и принялся листать его, ожидая новостей.

Спустя примерно с час, в кабинет неслышной тенью скользнул лекарь рода Громовых. Почтительно склонившись, он что-то тихо шепнул Владимиру Алексеевичу, и замер в ожидании. Лицо великого канцлера исказилось.

— Александр, послушай… — запинаясь, произнес он. — Дурные вести…

Громов не решался взглянуть на императора, с которым его связывали не только отношения сюзерена и вассала. С юных лет, проведенных в стенах академии магии, они сдружились, поддерживали друг друга, пронеся чувство товарищества, даже можно сказать — братства, через многие годы. И сейчас он понимал, что своими словами причинит огромную боль другу… Александр вскинулся:

— Софья? Она… Что с ней?! Говори же!

— Она… она в порядке, измучена, обессилела, но её жизни уже ничего не угрожает, её погрузили в магический сон…

— Тогда я не понимаю… — и тут, озаренный страшной догадкой, император глухо простонал:

— Ребенок… Он… Он пострадал? Или… Или?

Не решаясь произнести страшное, он диким вопрошающим взглядом пронзал лекаря.

— К великому сожалению, Ваше Величество, ваш сын родился мертвым. Что-либо предпринимать было уже поздно. Мы боролись уже только за жизнь императрицы.

Александр, в момент обессилев, рухнул в своё кресло. Обхватив голову руками, он покачивался, издавая полустоны-полувсхлипы, остановившимся взглядом смотря перед собой.

— Софья, она не переживет… Как, как я скажу ей?! Я потеряю и её… Это несправедливо! Почему?

Властно указав лекарю на дверь, Громов подсел к императору. Крепко сжав его ладони в своих руках, он прошептал:

— Саш, послушай… Только не гони меня с моей идеей сразу… Ты хочешь спасти жену? Ты готов ради этого на отчаянный поступок?

Тот закивал головой, с надеждой глядя на друга.

— Лекарь сообщил мне не только о несчастье, что постигло тебя и Софью. Жена Торвигга благополучно разрешилась от бремени, родила здорового, крепкого мальчика. К сожалению, чуда не произошло, и она угасает. Вряд ли доживет до утра. О том, что произошло с императрицей, пока не знает никто. Мой лекарь выгнал всех повитух, когда понял, к чему дело идет… Так вот, — собираясь с духом, продолжал Громов, — мы можем выдать младенца Торвигга за твоего сына, тем самым спасем твою Софью…

Император ошеломленно смотрел на канцлера.

— Ты пойми, — горячо продолжал Владимир Алексеевич, — произошедшего не исправить, мертвых не воскресить… Думать надо о живых! Рассуди сам, это со всех сторон хорошо. И Софья будет счастлива, взяв на руки долгожданного младенца, и нам не придется брать лишний грех на душу.

Он испытующе взглянул в глаза императора.

— Ты же понимаешь, что Торвигг не имеет права на существование? Этот род уничтожен, стерт с лица земли. Оставив ребенка в живых как наследника мятежного рода, мы позволим взрасти и ненависти в его сердце, рано или поздно он станет мстить. А если он станет твоим сыном — возможно, он унаследует дар, которого в избытке было у его дяди — и он будет опорой Владимиру в правлении!

Александр молча слушал Громова, ощущая в своём сердце зарождающуюся надежду. Ведь, действительно, такое решение принесет только пользу. Тяжело поднявшись с кресла, он глухо произнес: