Гарри Гаррисон - Король и император

— В нас стреляют нашими же мертвецами, — объяснил Бранд. — Должно быть, знали, куда мы направляемся, вот и притащили большую катапульту, чтобы встретить. Это люди, убитые ночью.

«Снова нас опередили, — подумал Шеф. — Снова… Я не знаю, что теперь делать».

— Мы окружены со всех сторон, — добавил Бранд. — И я не уверен, что от войска осталась хоть половина.

— Итак, поклоняясь Локи, мы ничего хорошего не добились, — с горечью сказал Торвин.

Его белые одежды были разорваны и измазаны кровью. Ночью он крушил врагов своим молотом. Ему не удалось спасти Скальдфинна, павшего у акведука. Никто не знал, куда подевался еврей Соломон. От военной коллегии Шефа осталось шесть человек: он сам, Торвин, Бранд, Хагбард, Хунд, угрюмо глядящий в землю, и Свандис. «Мне следовало хотя бы раз за эту ночь вспомнить о ней, — подумал Шеф, — но я и этого не сделал».

Та, в чьих жилах текла кровь Рагнара, сама могла позаботиться о себе. Но теперь внутри ее текла и кровь Шефа, и кровь Рига. Почему он не был рядом с ней? Ему хватало других забот.

И эти заботы никуда не делись. Крепостную стену то и дело сотрясали удары огромных камней, выпущенных из метательных машин, чью конструкцию усовершенствовал Эркенберт, Шеф разглядел исполинские орудия через чудом уцелевшую подзорную трубу. Мог бы и не стараться, все равно северянам сейчас нечего противопоставить этим требушетам.

Казалось, военный совет Шефа погрузился в апатию и отчаяние. Даже Бранд, похоже, помышлял лишь о том, чтобы достойно встретить смерть.

«Но это неправильно, — сказал Шефу внутренний голос. — Они знают, насколько плохи наши дела. Но они не знают, насколько плохи дела у противника».

Врагам тоже был нанесен немалый урон — и при пожаре, и при обстреле из дротикометов, и в бесчисленных ночных стычках. Считалось аксиомой тактики, что тяжеловооруженных всадников нельзя использовать в ближнем бою ночью, когда слишком велики напрасные потери среди этих умелых и ценных воинов. Однако именно так поступил император.

Армия Пути лишилась своих боевых машин. Но когда-то северяне умели сражаться и без катапульт. Еще не все потеряно.

Взгляд Шефа упал на длинные жерди, которые кто-то сложил у парапета. Король и не знал, что их несут с собой, увидел бы — запретил. Но раз уж они здесь… Да, вот и Толман прячется за зубцом, невольно втягивая голову в плечи каждый раз, когда каменная кладка сотрясается от нового удара.

Шеф постарался придать лицу бодрое и веселое выражение. Подошел к испуганному мальчику.

— Подумываешь о полете? — заговорил он. — Наверху безопасней, чем здесь. Поднимись-ка и разведай, что задумал неприятель. Квикка! Распакуй тюки и собери змея. А где твой зуб, укусил что-то твердое?

Квикка и его люди переглянулись и принялись натягивать холсты на жерди. В неволе они прожили дольше, чем на свободе, и рабские привычки вернулись без промедления.

— Он уже забыл, что ударил тебя, — прошептал один из англичан Квикке. — А пацан совсем напуган.

— Помолши и привяжи этот трош, — буркнул Квикка.

Он сомневался, что все хозяева рано или поздно оказываются одинаковыми. Квикка взглянул на свой амулет, знак принадлежности к касте летающих людей. То, что делает этот хозяин, прежде не делал никто.

Через несколько минут Толман забрался внутрь конструкции, которую шесть человек держали у края стены. Ветер усиливался, и змей возвышался над прилегающим валом на добрых сорок футов. Отсюда был прекрасно виден полукруг машин и людей, осаждающих северян снаружи, но Шеф хотел, чтобы Толман заглянул в мертвую зону, ведь атака наверняка начнется с внутренней стороны стены, из города.

— Мы быстренько тебя поднимем и спустим, как только махнешь рукой, — повторил король. — Постарайся не задерживаться.

Испуганное личико кивнуло, стартовики подняли змея на вытянутых руках, чтобы поймать ветер, чуть подождали и дружно бросили его вверх с края стены. Змей стал падать, и Шеф заметил, что ветер у стены завихряется. Затем начался подъем, моряки вытравливали толстый основной трос и тонкие тросы управления, едва ли нужные теперь, ведь Толман уже научился ловко работать боковыми крылышками. Шеф восхищался искусством мальчика, ровно ведущего змея вверх и в подветренную сторону. У самого короля лучший полет длился считаные минуты. Когда-нибудь наступит мир, и Шеф научится летать лучше.

— Они по-прежнему показывают фокусы, — сказал Бруно Петру II, который в миру звался Эркенбертом.