Михаил Казьмин - Царская служба [СИ]

[2] Апостольник — глухой платок-капюшон с вырезом для лица, головной убор православных монахинь.

— Ваше превосходительство, господа, — возгласил майор Лахвостев с приличествующей моменту торжественностью, — настало время подвести черту под этой в высшей степени запутанной историей с маньяком и дерзкими убийствами.

Почтеннейшая публика приняла это утверждение с благосклонным согласием. Публики той, правда, и было-то всего четыре человека — главнозаведующий городской губной управой генерал-надзиратель князь Белосельцев, заведующий Крестовой губной управой старший исправник Горюшин, старший губной пристав Поморцев да главный военный дознаватель Усть-Невского городового войска майор Степанов. Генерал-поручик Михайлов, коего тоже приглашали, сослался на занятость и заверил, что будет удовлетворен докладом Степанова.

— С позволения вашего превосходительства, — Лахвостев обратился к старшему из присутствующих, — докладывать будет подпоручик Левской. Именно Алексею Филипповичу принадлежит честь разгадки череды совершенных Бессоновым убийств.

— Хорошо, — с некоторым удивлением согласился князь Белосельцев. — Прошу всех садиться. Вы, подпоручик, тоже можете докладывать сидя.

— Ваше превосходительство, господа, — это уже я начал излагать свой доклад, когда все уселись. — Прежде всего я хотел бы особо выделить два основных, главных положения. Первое — все убийства, кроме Маркидонова, действительно совершил Бессонов. И второе — Бессонов никоим образом не маньяк.

— Это как же — не маньяк? — недоуменно спросил князь. Горюшин, Поморцев и Степанов тоже выглядели, мягко говоря, удивленными. Только Лахвостев прятал довольную улыбку.

— Маньяк действует под влиянием своего умственного и душевного расстройства, и потому не всегда способен даже понимать свои же собственные поступки, — пояснил я. — А Бессонов действовал расчетливо и осознанно, прекрасно все понимая. Как известно, любой предмет проще всего спрятать среди других таких же предметов. Вот и Бессонов решил спрятать задуманное им убийство своего дяди, купца Аникина, среди таких же убийств. В самом деле, в убийстве Аникина Бессонов был бы первым же, кого заподозрили, а в череде нескольких одинаковых по способу совершения убийств — уже нет.

Повисшее в воздухе недоверие можно было, казалось, потрогать руками. Ладно, это ненадолго.

— Пригожева Бессонов убил, как я понимаю, чтобы проверить: тварь он дрожащая, — вспомнил я не появившегося здесь Достоевского, — или способен отнять у человека жизнь. Это чисто мое умозаключение, и оно нуждается в подтверждении. Но, ваше превосходительство, господа, если на допросах Бессонова оно не подтвердится, я буду сильно удивлен.

— А вам, подпоручик, самомнения не занимать, — Белосельцев поощрительно улыбнулся.

— Просто я не вижу тут никакого иного объяснения, ваше превосходительство, — ответил я и продолжил: — Убийство Пригожева Бессонов совершил в исключительно благоприятных для себя условиях — на Беляковских верфях, где был убит Пригожев, Бессонова знали как Парамонова, доверенное лицо купца Аникина. То есть, если что, то именно Парамонова и искали бы.

Неполных два месяца понадобилось Бессонову, чтобы понять: убивать он может. И последовало второе убийство. Со столоначальником Торговой палаты фон Боктом Бессонов, также под личиной Парамонова, встречался для передачи ему взятки за действия в пользу купца Аникина. Знал ли фон Бокт истинное лицо того Парамонова или нет, не так уже важно. Я думаю, знал, что и стало причиной, по которой Бессонов его убил. И здесь на стороне Бессонова продолжало оставаться придуманное имя — прочим служащим палаты он был известен только как Парамонов. Убив фон Бокта, Бессонов не только устранил человека, который мог бы оказаться опасным для него свидетелем, но и создал уже цепь одинаковых убийств, в которой и должно было затеряться то убийство, ради коего все и было задумано.

На столе, к моему счастью, стоял стандартный набор — графин с водой и полдюжины стаканов. Испросив разрешения промочить горло и получив оное, я хлебнул и вернулся к изложению.

— И здесь мы подходим к главному преступлению Бессонова, тому, ради сокрытия истинной подоплеки которого и совершались остальные убийства. К убийству купца Венедикта Павловича Аникина, родного дяди Бессонова. Дяди любящего и заботливого. Аникин давал непутевому племяннику, любителю играть, деньги, спасая его от долгов. Но тут нашла коса на камень. Купцы дармоедов не любят, даже родственников, и Аникин исключением не был. Он заставлял племянника исполнять под чужой личиной поручения, которые ни один купец чужому человеку не доверит. То есть деньги, что давал Аникин, Бессонову приходилось отрабатывать, а он так не хотел. И денег тех ему было мало, он хотел больше. Точнее, он хотел получить все дядины деньги.