Борис Сапожников - Вверх по реке

В этот момент казалось, что траншею точно возьмут. Кто может противостоять такой мощи и ярости. Драка на бруствере шла жестокая, розалийцы с трирцами не собирались пускать к себе наших штурмовиков. Среди обороняющихся было немало орков и просто здоровяков, что могут поспорить с нашими федератами. Дубинки, топоры, боевые ножи — всё шло в дело, пуская кровь, мозжа кости, раскалывая черепа, как орехи. Люди и нелюди скатывались с бруствера, валились в траншею, молотили друг друга, пытаясь любым способом прикончить врага, прежде чем тот сумеет сделать то же с тобой.

Война и особенно рукопашная схватка обнажает в людях самое тёмное, что есть в них. Говорят, они превращают в животных, но это не так: ни один самый лютый зверь не способен на такую жестокость.

За федератами последовали простые солдаты — все без винтовок, лишь со штыками и пистолетами в руках. Они прыгали прямо в гущу свалки, паля почти без разбору и пуская в ход холодное оружие.

Теперь понять, кто одерживает верх, вообще не получалось. Сотни людей теснились в траншее, перегородившей брешь в стене, исступлённо уничтожая друг друга.

Пушки форта снова начали палить — к нашим войскам шло подкрепление. Ещё одна волна броневозков — и траншею вполне могут взять. И это станет новой вехой в осаде. Впервые наши бойцы прорвутся за линию стен урба-крепости.

Вот только командование врага решило этот вопрос по принципу «так не доставайся же ты никому». Как только через бруствер бросилась вторая волна штурмовиков, снова возглавляемая могучими, закованными в сталь федератами, крупнокалиберные орудия соседних фортов обрушили на брешь свои снаряды. Земля снова затряслась под нашими ногами, как будто опять взорвались минные галереи. За несколько минут орудия смешали с грязью сотни солдат, не разбирая кто свой, а кто враг.

Когда пушки фортов снова развернулись в сторону линии фронта, в траншее остались только трупы.

— Бесчеловечно, — произнёс Миллер, откидываясь на землю, — но эффективно.

Печальная судьба постигла и пост в тылу траншеи, так что мне никто не помешал забраться в неё, ненадолго оставив Миллера одного, и обобрать нескольких солдат. Лезть через линию фронта в чужой форме — не лучшая идея.

Война быстро отучает от брезгливости, и я легко надел на себя форму с покойника. С Миллером всё было сложнее. В итоге мы решили просто срезать с него изорванный розалийский мундир, а наш — накинуть сверху. Даже самый подозрительный часовой не заподозрит в настолько изувеченном человеке вражеского шпиона.

В путь через линию фронта мы отправились ночью. Я снова полз, таща на спине непрерывно ругающегося от боли Миллера. Полз по трупам. Полз через воронки, оставленные снарядами. Нырял в них, когда над «ничьей землёй» взлетали осветительные ракеты. Каждый раз опасался наткнуться там на солдат — врагов или своих, не так важно. Перекатывающегося через край пристрелят сразу, без разговоров — не то место, чтобы вопросы задавать. Опасался нарваться на мину — кто же знает, сколько ещё подарков от розалийских сапёров осталось ждать своего часа. Опасался лучей прожекторов, шарящих по «ничьей земле» — рядом с каждым таким стоит пулемёт, и если кому-то померещится движение, то в ту сторону сразу полетит длинная очередь. Не раз и не два распластывался по земле, когда где-то начитал строчить пулемёт. Казалось, бьют именно в нас. Миллер стонал сквозь зубы, а когда опасность проходила стороной, осыпал меня совсем уж непристойной бранью. Но я лишь улыбался, слыша, что он жив.

Мы говорили всю дорогу. Пересказывали байки и анекдоты, над которыми не смеялись никогда. Вспоминали бойцов, с кем ходили в такие вылазки. Перемывали косточки командованию, отправившему нас в очередной раз за картой минных заграждений. Не раз сошлись на том, что худшей операции, чем эта, у нас ещё не было. Изгалялись, стараясь перещеголять друг друга в эпитетах по адресу графа Хоттека. Гадали сумел он пережить взрыв минной галереи. Сошлись на том, что сумел — ублюдки вроде него так легко не умирают. [6] Когда и при каких обстоятельствах закончил свою жизнь граф Хоттек вы можете узнать, если прочтёте второй рассказ из сборника «Интербеллум. Noir».

Но вот впереди зашарили прожектора нашей линии окопов — вот теперь начиналась самая опасная часть. Я поднялся на ноги, не давая Миллеру свалиться и стараясь держать обе руки на виду, и в полный рост шагнул в луч света.

К счастью, бой не так давно закончился, и раненные ещё позли к нашим окопам. А потому вместо пулемётной очереди нас встретил окрик: