Евгений Витязев - Молох

На сей раз комната пуста, лишь Вышинский молча провожает меня к камину. Неужто, он тоже? «Я умру завтра ночью», — передаёт мне Мишка инфу через мысли, как вещали веганы на пути к запретной зоне. Раздаётся выстрел и куда-то проваливается глаз главковерха. Рэкетир, тот самый, дававший мне сто лет назад инструкции перед отправкой в Стикс, вслед за Вышинским, вышибает себе мозги. Я разворачиваюсь, но железную дверь преграждает Луначарский с незнакомым индивидом. «Кузнец», — либо представился тот, либо помог губернатор Академы. Я, по испытанному методу, закрываю-открываю глаза. Кузнец исчез, но Луначарский никуда не делся: колючая проволока стискивает героя. Шипы пронзаются в тело, которое вытягивается и исчезает на глазах. Внутренности водопадом брызжут через проволоку, будто те пропускают через мясорубку. На мгновение я вижу силуэт человека с налитыми кровью глазами. Фанатик «Исхода», чуть не лишивший меня жизни на Сампсониевской. Ещё миг, и оба пропадают.

Я бросаюсь к двери, распахиваю её и спускаюсь вниз по ступенькам. Передо мной зажигаются факелы, не давая утонуть во тьме. Вроде же, их не было? В один момент я чуть не поскальзываюсь, хотя чутьё подсказывает, что если бы я катился кубарем вниз, то не получил бы даже ушибов, не говоря о встряске костей и мозга. Переводя дыхание, я вперился в стену. На ней изображён тот же знак, что мы с Чумой наблюдали у сатанистов, словно напоминая об убитом мною сектанте. Тем не менее, решив не пытать судьбу, я завершил остаток пути нормальным темпом. Путь, то ли на Пролёшку, то ли в Убежище № 13 перекрыл Индеец.

— За этой дверью истина — говорит он. — И окончание твоего пути. Готов ли ты?

— Готов к чему? — решил оттянуть я момент, хотя стопроцентно ответил бы: «Да».

— Ко встрече с воспоминаниями. Не с теми, что ты сейчас видел, а куда более ранними. Встреча с той, которую ты любил, с теми, кто отнял у неё жизнь.

— Рита… — блеял я, а сам при этом кивал. Индеец не стал спорить. Когда дух распахнул дверь, я покорно вошёл внутрь. Кто же знал, что в тот момент я попал на самый нижний этап ада?

Я иду по коридору в сторону кухни, на которой меня уже поджидают номер 3 и номер 4. Бинтами, покрытыми кровью и гноем, они пытаются обмотать свои, размозжённые ручищами веганцев, головы. Но бинты не подаются, и мозг со зловонным запахом плюхается на пол, точно какое-нибудь желе. Я понимаю, что смрад идёт не только из-за разложения — кухня насквозь пропитана йодом. Тем самым, которым литовка мне здесь, на этом самом месте, но в иной реальности обрабатывала ногу. Конечность, пронзившую мне стеклом.

Поскорее ретируясь из кухни, я держу курс на очередной коридор. «ПРОЛЕТАРСКАЯ», выжжено паяльником на отсыревших обоях. Под антресолькой стоит безголовый номер 2, более известный как Крот. Боец, коему колобок откусил башку. Диггер, чуть-чуть не успевший повидать древесных людей, дойти, наконец, до Кавголово и узнать тайну происхождения Империи.

Я шёл прямо на номера 2, свыкнувшись с мыслью, что меня окружают мёртвые, что я сейчас нахожусь на перепутье миров, вселенных, вероятно, внутри Чёрной дыры. В переходе между Достоевской-Лиговской, когда реалия оказалась вывернутой наизнанку. «Где ж ты, Чума?», — внезапно облилось кровью сердце, когда я проходил сквозь Крота. Я понимал, что впереди последняя комната той самой квартиры 58. Как там звали первого мэра Петербурга? Кобчак? Собчак? Фамилия президента несла в себе тоже что-то животного, могучего. Странно, как я не мог вспомнить очевидных вещей, хотя память сто лет назад как вернулась. Пока я думал о всякой фигне, в глаза невольно бросался стул-вспоминалка — самое загадочное изобретение новой эпохи. Только сейчас я осознал, что Такое не способны создать ни мазуты, позволившие себя так спокойно уничтожить, ни грибники с военмедиками и их арсеналом. Империя? Лемуры? Вряд ли, хотя в порфтолио у последних Робби. Скорее, что-то инопланетное.

В комнате, разглядывая череп бедного Йорика, стоял Диня. «За что ты её убил?», — шептал или думал я (давным-давно зная ответ), но номер 1 меня прекрасно понимал. Солдат отвлёкся от созидания гамлетовского шута, после, не поворачивая лица, чтоб я не видел там сияющую пустоту, указал на стул.

Я подошёл к машине времени, изо всех сил стараясь не порвать бойца в лоскуты. Он и так давно помер, вряд ли возможно убить того, кто уже нежилец. За место оного мне стало дико интересно, кому же принадлежал череп? Пришельцу, создавшему стул, на который я уселся? Брату повара, чьё тело раздавлено всмятку в подъезде данного дома? Или… Но я не успел додумать, как Диня, так ничего и не ответив, ибо всё уже было сказано в Лавриках, до отказа повернул рычажок.