Евгений Витязев - Молох

Священный поход. Бордюрщики в огне, хотя станции, к сожалению, невозможно сжечь дотла. Но пламя способно, подобно Помпеям, умертвить резидентов угарным газом. «Арсенал будущего»? И что ж Империя раньше ждала? Неужели, настолько важен лидер, о чём я говорил ещё два дня назад Геннадию Андреевичу. Коммунисты, КУ, хиппи, даже Глыба и Ахмет — все они подготовили почву. Но дальше Маяка мы идти не стали: заслоны Приморского Альянса намертво держали оборону.

И в считанные минуты Площадь Восстания перешла в руки Вегана. Ещё сегодня здесь прохаживался Глыба. Но никто ничего не понял, не ждал: ни он, ни соседи. Чернышевская обескровлена. Сделав перевалочным пунктом станцию, к военмедам я отправился один, предоставив армии веганцев день на передышку. Там же в переходе, дав себе форы в полдня, я устроился на ночь, затем, утром следующего дня, минуя станцию-крепость, вышел к Сампсониевской. Оттуда на Выборгскую. Бенелли лишь однажды пришлось привести в действие, когда на меня напали двое фанатиков «Исхода». Одному на Выборгской 2 я пристрелил причинное место, оставив того загибаться в крови, покуда тот не издохнет, другого живьём сжёг постройке, в которой меня, в своё время, огрели по башне. КПП, возведённое неизвестно кем и почему, ещё долго полыхало. Прежде, чем сгорела последняя балка, я вышел к Лесной. И когда веганцы, также минуя Площадь Ленина, шли за мной, я увидел её. Белого Чулка. До того, как началась охота, я успел ей поведать истину, так же, как успел пересказать её тебе, мой верный друг.

Та, что стала для меня второй Ритой, сверлит глаза. Она другая, она не может принять меня таким. И я свыкся с мыслью, что снова отрываю от себя кусок сердца, отдаю на съедение шакалам, а душу выметаю поганой метлой. Девушка глядит на меня и шепчет… и шепчет…

Самокрутка давно превратилась в пепел в руках старика. Тлен пикирует на бежевый сюртук, оставляя на том характерную отметину. Если бы не звук угасания пламени в керосиновой лампе, можно было бы подумать, что оказался в вакууме. Гул, доносившийся с соседней обители, стих, как приглушились все звуки на станции. Даже беспризорники, казалось, покинули пристанище и отправились в сторону Девяткино без каких-либо средств химзащиты. На верную гибель подобно зазомбированным адептам секты. Сословие сменит нынешнее, а то предыдущее и так по цепочке, пока окончательно не умрут пирамиды, а вслед за ними время.

— Дяденька, Молох — это вы? — впервые за долгое время подал голос малец.

Ленин не ответил, хотя подросток прекрасно понимал, что перед ним человек, перевернувший с ног на голову всё метро. Сюртук, самокрутка, флегматичный вид, косящий под дедка, лишь подтверждало то, что герой шифруется. До того момента, пока армия, перейдя город, не выйдет к Площади Мужества. Веганы, ведомые им, рассказчиком, устанавливают власть на Политехнической. Остался час, последние 60 минут, отведённые для Академки и Гражданки до того, как те превратятся в прах подобно тому, как обратились в руины другие станции. У выживших осталось два пути: город или Девяткино. Но там и там пережившие Катастрофу обретают себя на верную гибель. Радиация милосердна только к веганцам и мутантам.

— Что стало с девушкой? — парень понимает, что времени на отступление у него не осталось, и все попытки спастись — лишь повод отсрочить неизбежную смерть.

Собеседник долго смотрит на бычок, после поворачивает взор на мальчугана, пусть и на полдня, но ставшего ему вторым Глыбой, Чумой. И той, о ком идёт речь. Академическая пуста: опасаться разоблачения не стоит. Не понятно зачем Ленин пролил душу, если только не извинялся перед сотнями и тысячами павших в войне, ибо веганы не щадили никого. На всей территории Северного Альянса до Академки в живых остался один Антон Сомов, признавший власть Империи. Власть одного индивида, прошедшего семь кругов ада, дабы постичь истину и направить её в нужное русло. Теперь не страшны монстры. У человечества есть шанс. Пока Приморские и другие независимые станции будут себя изживать, подобно рыцарям, берущих на измор, Веган выйдет на улицы Питера и возродит жизнь. Привнесёт её за пределы города, дойдёт до Москвы, до Владика, очистит Транссиб от нечисти. И тогда, может, воссияет солнце, и новые гипербореи освоят Гею.