Гэв Торп: Ангелы Калибана

Через несколько минут вещательная система «Духа мщения» приветственно затрубила. Тифон обернулся было к высоким дверям стратегиума, но ему перекрыли обзор несколько терминаторов Шестнадцатого в громоздких доспехах. Калас заметил только, что капитан Янипур поспешно расставляет у входа почетную стражу из ветеранов Лунных Волков. Еще минуту спустя воины взяли «на караул», салютуя прибывшему полубогу болтерами, пушками «Жнец», волкитными аркебузами и мелта-орудиями.

Идущий к вратам примарх был закован до шеи в черную броню с гравировкой из красноватого золота и яркого серебра. Нагрудник доспеха имел форму оскаленной морды огромной хищной кошки, к ее усыпанной рубинами гриве крепился белый плащ, отделанный по краям темным мехом. На суровом лице великана выделялись пронзительные зеленые глаза. Светлые волосы до плеч, зачесанные назад, удерживал элегантный железный обруч. Полубог был опоясан мечом с навершием в виде орлиной лапы, сжимавшей сапфир размером с человеческий кулак.

Лев Эль’Джонсон. Лев с Калибана. Примарх Темных Ангелов.

Он в одиночестве шагал по коридору, без свиты или охраны, не глядя на почетный караул, стиснув челюсти и кулаки. Тифон почувствовал, что радостное ожидание в зале сменилось напряжением и стратегиум словно омрачился.

Услышав неясное бормотание Лютера, Калас повернулся к нему. Командир отряда Темных Ангелов смотрел на своего господина как на ожившего мертвеца.

Широко ступая, Лев ворвался на балкон, и все бойцы вокруг него опустились на одно колено, будто стебли травы, пригнувшиеся под сильным ветром. Ощутив стремление повиноваться, Тифон не стал бороться с ним и вслед за остальными коснулся пола наколенником.

Только Хорус остался на ногах, но он молчал.

Лютер быстро выпрямился, однако не успел ничего сказать — Лев поднял руку, запрещая ему открывать рот. Сам примарх заговорил, не глядя на подчиненного:

— Скоро я с тобой разберусь.

Калас вздрогнул. Отповедь прозвучала не в его адрес, но опалила Тифона, будто жар от взрывной волны. Лютер, бывший целью угрозы, опустил голову и сжал руки на животе.

— Брат мой, тебе удалось то, чего не сумел добиться ни один враг, — шутливо произнес Луперкаль. — Ты застал меня врасплох.

Эль’Джонсон остановился в нескольких шагах от Лютера и впился взглядом в Хоруса. Калас понял, что искоса поглядывает на обоих примархов и держит голову неподвижно, словно боится выдать свое присутствие. Собравшиеся замерли в молчании, и, хотя Тифон знал, что на главном мостике все идет своим чередом, ему казалось, что стратегиум окружил пузырь тишины.

Гвардеец Смерти чувствовал, как всех вокруг него охватывает неуверенность — неуверенность и страх. Гости ощущали себя добычей, замеченной хищником. Пусть страх не мог пробраться в сердца космодесантников, но в тот момент несколько десятков Легионес Астартес застыли в чем-то, очень похожем на ужас. Они мечтали только о том, чтобы оказаться подальше от железного балкона.

— Где же «Непобедимый разум», брат? — спросил Луперкаль. — Печально, что я не смог подготовить тебе достойную встречу.

— Я предпочел явиться без церемоний. — Лев по-прежнему не смотрел на своих легионеров. — Случайно оказался возле Зарамунда. Представь же мое удивление, когда я увидел калибанские корабли во флоте Лунных Волков.

Его брат развел руками в извиняющемся жесте:

— Возникла неотложная нужда в бойцах. К чести твоих сыновей, они ответили на мой зов, достойно и храбро сражались во имя Императора.

— Хорус, ты не вправе тратить жизни моих воинов как звонкую монету. Покупай себе победы кровью своих Волков, но не моих рыцарей.

Луперкаль не стал огрызаться в ответ, но Лев этого и не ждал. Он обратил взор к Лютеру и другим Темным Ангелам. Примарх не повышал голос, но его гнев был почти ощутимым, и за тихими словами скрывалась едва сдерживаемая ярость.

— Я отдал четкие распоряжения, подробно разъяснил ваши задачи. Вам было приказано оставаться на Калибане. Вы подчиняетесь только мне и самому Императору.

— Именно так, повелитель, — ответил Лютер.

Это произвело на Тифона сильное впечатление. Кто-нибудь менее достойный начал бы объясняться или извиняться. Калибанец, несомненно, мог бы указать на важность кампании Хоруса, на то, что сохранение Согласия на Зарамунде имело приоритет над любыми действующими приказами и повседневными обязанностями. Лютер не стал оправдываться, но спокойно встретил свирепый взор Льва. Подобная решимость, очевидно, была возможна только из-за почти родственных отношений между ними. Сам Калас в похожей ситуации едва не расплакался как ребенок, услышав от Мортариона, что библиариум — нечестивая мерзость и его переводят в боевую роту легионером первого класса.