Андрей Петракеев: Без компромиссов

Ник прижал к себе Элен, чуть склонил голову, впился губами в ее губы, она ответила, а через минуту они оказались в кровати, торопясь, срывая друг с друга одежду.

– Я люблю тебя, Ник Коулл, – прошептала Элен.

– Я тоже люблю тебя, Элен, – шепнул в ответ Ник.

Последние два месяца со дня исчезновения Ника Бэнкс пребывал в легкой степени депрессии. Это было хуже, чем если бы произошел срыв, он бы начал ежедневно пить или дебоширить. Запой прошел бы за три-четыре дня, максимум неделю, стресс, повлекший выплеск негативной энергии, закончился бы сразу же после хорошего мордобоя, который Бэнкс устроил бы в каком-нибудь баре. Но ничего этого не произошло.

Громила Бэнкс, изрядно постаревший за прошедшие годы, вдруг постарел еще больше. Лицо осунулось, он потерял в весе, перестал проявлять интерес к своему бизнесу. Он, конечно, исправно появлялся в зале, просматривал деловую почту, ставил подписи, отдавал распоряжения, проверял и перепроверял, но все это делал без особого энтузиазма, на автомате. Окружающие заметили перемены примерно через неделю. Помощник Бэнкса Оливер предпочитал не лезть боссу в душу, но спустя неделю поинтересовался, что происходит.

– Ты как висельник, чесс слово! Что происходит?

– Это личное, Оливер, – попытался отмахнуться Бэнкс.

– Я твой друг, мне нужно знать, что с тобой происходит? Уж если ты не афишируешь свои неприятности, то мне-то можешь сказать? А?

– Ник уехал… – Бэнкс посмотрел в глаза Оливеру. – Уехал, и ни слуху, ни духу.

– Так, может, дела у него какие, а? – Оливер развел руками. – Он взрослый мальчик, чего ты пестаешься с ним? Он же в порядке? Так? Адекватный?

– Что ты понимаешь, Оливер? – грустно ответил Бэнкс. – Не трави мне душу.

– Не-не, подожди. Он что, прямо вот так взял и свалил, ничего не сказав?

– Оставил коротенькую записку. Представляешь? Записку! На пластбумаге! Мог бы и позвонить, в конце концов, мог бы заехать ко мне сюда и сказать все как есть!

– А что в записке написал? – поинтересовался Оливер.

Бэнкс достал из внутреннего кармана куртки сложенный вчетверо лист и протянул своему помощнику. Оливер развернул и принялся читать:

– «Дорогой мой брат! Я вынужден уехать на время и решить кое-какие вопросы, касающиеся моего прошлого. За меня не переживай и не пытайся искать. Райбека тоже не спрашивай, он ничего не знает. Как только я все улажу, дам тебе знать».

Оливер дочитал до конца, сложил лист и отдал обратно Бэнксу.

– Ну, и чего тут такого, за что переживать?

– Если бы ты знал, какие вопросы он отправился решать, ты бы понял, – парировал вопрос Бэнкс. – И вообще, хватит болтать, давай работать.

Оливер пожал плечами и покивал, понимая, что никакие уговоры не помогут, дело было сугубо личным.

– Ладно, давай работать. Но если тебе понадобится помощь, я рядом.

– Я ценю твое внимание, Оливер, но здесь не тот случай, – ответил Бэнкс.

На этом попытки Оливера «спасти» Бэнкса от депрессии прекратились. Он больше не лез к боссу в душу, хотя и внимательно наблюдал за его состоянием. А тот все более мрачнел день ото дня.

– Понимаешь, у меня нет в мире никого роднее Ника. Пусть мы не родные братья, пусть мы никогда до недавнего времени не контактировали и даже не подозревали о существовании друг друга. Но наступает в жизни время, когда хочется иметь семью. Пусть даже эта семья будет состоять всего лишь из одного-единственного брата. Я не обзавелся своей собственной семьей, у меня нет детей и любимой женщины, я привык жить один, и мне это нравится. Но у меня есть брат, и я очень страдаю, когда допускаю мысль, что могу потерять его, – когда Бэнкс говорил эти слова Оливеру, из глаз некогда непобедимого бойца, жесткого по натуре, не допускающего никаких сантиментов, текли слезы. И он не боялся их, ему на какое-то время становилось легче.

И вот, спустя два месяца, после того как Ник Коулл внезапно исчез, оставив лишь короткую записку, в один из дней Бэнкс встал как обычно в половине седьмого утра, принял душ, побрился и отправился готовить себе завтрак. Он все делал на автомате. Нарезал бекон, разбивал и смешивал, но не взбивал яйца, выливал их на сковороду. Нарезал хлеб, выкладывал в розетку джем, вставлял свежий картридж в кофейный пакгер.

Когда все было готово, Бэнкс сел за стол, сложил ладони вместе и принялся… молиться. Он никогда прежде не делал ничего подобного, но в последнюю неделю ему почему-то становилось легче, если он бормотал что-то вроде молитвы.