Алессандро Барикко - Избранные произведения в одном томе

— Кажется.

— Это то, что мне нравится. И я никогда не перестану думать об этом.

— Забавно.

— Понимаешь?

— Да.

— А вовсе не из-за Нобелевской премии, понимаешь?

Они даже не смотрели под ноги, а под ногами было так красиво, хотя и поглядывали на школу, луг, деревья и все остальное.

— Я не всерьез говорила, Гульд.

— Честно?

— Конечно, я так говорила просто, чтобы сказать что-нибудь, и нечего меня слушать, будто я — последняя инстанция, к которой ты должен прислушиваться, если речь идет о школе. Честно.

— Ладно.

— Школа для меня не главное, и все, что с ней связано, — тоже.

— …

— Прости, Гульд.

— Ничего.

— О'кей.

— Я рад, что тебе нравится.

— Что?

— Ну, здесь.

— Да.

— Здесь красиво.

— Но ты возвращайся потом домой, о'кей?

— Конечно, вернусь.

— Возвращайся, будь добр.

— Да.

— Договорились.

Тогда они посмотрели друг на друга. Не сразу. Но все же посмотрели друг на друга. Гульд носил свою вязаную шапочку слегка набекрень, так что только одно ухо было под шапкой. При взгляде на Гульда только Матерь Божья могла догадаться, что это гений. Шатци натянула ему шапку на второе ухо. Пока, сказала она. Гульд прошел за ворота и зашагал по центральной аллее большого луга. И ни разу не обернулся. Он казался таким крошечным на громадной школьной территории, и Шатци подумала, что за всю жизнь не видела никого меньше этого мальчика с портфелем, который удалялся от нее, становясь с каждым шагом все меньше и меньше. Просто безобразие, ребенок — и такой одинокий, подумала она, самое малое, что нужно, — построить вдоль аллеи отряд гусар — что-нибудь вроде этого — чтобы сопровождать его до самой аудитории. Что-нибудь около двадцати гусар, а то и больше. Нет, правда, это просто кошмар.

— Это просто кошмар, — сказала она двум мальчишкам, которые выходили из ворот, прижимая локтями книги и какие-то ботинки, очень похожие на ботинки из комиксов.

— Что-то не так?

— Все не так.

— Да неужели?

Мальчишки явно издевались.

— Знаете Гульда?

— Гульда?

— Да, Гульда.

— Мальчика?

Издеваются.

— Да, мальчика.

— Конечно, знаем.

— И что смешного?

— Кто же не знает господина Нобеля?

— Что смешного?

— Эй, сестренка, успокойся.

— Так знаете или нет?

— Да знаем, знаем.

— Вы дружите?

— Кто, мы?

— Да, вы.

Издеваются.

— У него нет друзей.

— В смысле?

— В смысле — никто с ним не дружит.

— Он ходит с вами в школу?

— Он живет в школе.

— Ну и?…

— И ничего.

— Он учится вместе со всеми?

— А твое какое дело? Ты что, журналист?

— Нет.

— Это его мамочка.

Издеваются.

— Нет, я не его мамочка. У него есть мама.

— И кто же она? Мария Кюри?

— Мать вашу…

— Эй, сестренка, уймись.

— Сам уймись.

— Совсем обалдела.

— Твою мать…

— Ого!

— Оставь ее в покое, она чокнутая.

— Да какого хрена…

— Брось, не трожь…

— Чокнутая.

— Пошли отсюда.

Больше не издеваются.

— ВЫ НЕ БУДЕТЕ ТАК ВЫДРЮЧИВАТЬСЯ, КОГДА ПРИБУДУТ ГУСАРЫ, — крикнула им вслед Шатци.

— Нет, ты только послушай.

— Брось, пошли.

— ТАКИХ, КАК ВЫ, ОНИ БУДУТ ВЕШАТЬ ЗА ЯЙЦА, А ПОТОМ ПРОДЫРЯВЯТ.

— Чокнутая.

— Жуть просто.

Шатци резко повернулась и пошла к школе. И повесят за яйца, пробормотала она. И шмыгнула носом. Ничего страшного, просто холодно. Она взглянула на большой луг и кривоватые деревья. Она уже видела такие деревья, вот только не помнила где. Перед каким-то музеем, что ли. Ничего страшного, просто холодно. Шатци вытащила и надела перчатки. Сучий мир, подумала она. Посмотрела на часы. Мальчики все входили и выходили. Здание школы было выкрашено в белый цвет. Трава на лугу пожелтела. Сучий мир, подумала она еще раз.

И побежала.

Она стремглав промчалась по аллее до самой лестницы и, перескакивая через две ступеньки, ворвалась в школу. Пробежала длинный коридор, поднялась на третий этаж, вошла в какое-то помещение вроде столовой и вышла через другую дверь, снова спустилась на первый этаж, открывая все двери, которые попадались на пути, опять оказалась на улице, пересекла футбольное поле и сад, вошла в желтое четырехэтажное здание, поднялась по лестнице, заглянув в библиотеку и во все кабинеты, сунулась в приемную, вошла в лифт, промчалась стрелой мимо надписи «ОБЩЕСТВО ГРАБЕНАУЭРА», повернула назад, проскочила коридор, выкрашенный в зеленый цвет, открыла первую попавшуюся дверь, посмотрела в аудиторию и увидела стоящего у кафедры мужчину. За партами никого, кроме мальчика в третьем ряду с банкой кока-колы в руке.